"Харуки Мураками. Молчание" - читать интересную книгу автора

больного. Казалось, они старались выбросить из головы сам факт моего
существования.
Не только ученики. Учителя, и те следили за тем, чтобы по
возможности не пересекаться со мной. Они разве что называли мою
фамилию при проверке посещаемости. И всё! И больше нигде ни за что не
упоминали. Хуже всего приходилось на занятиях по физкультуре. Меня не
принимали в команду, никто не хотел быть со мной в паре. Но
преподаватель так ни разу и не попытался мне в этом хоть как-то
помочь. Я молча ходил в школу, молча посещал уроки и так же молча
возвращался домой. И так продолжалось целыми днями. Это, и в правду,
были тяжёлые дни. Две недели, три недели... У меня постепенно пропал
аппетит. Я похудел, начал страдать бессонницей. Прилягу, а сердце так
и бьётся. То одно, то другое встаёт перед глазами. Какой тут сон?!
Откроешь глаза, голова - как пустая. Со временем я уже не соображал,
сплю сейчас или нет.
Я начал иногда пропускать тренировки. Родители забеспокоились,
спрашивая, всё ли в порядке. Но я им ничего не сказал. "Всё нормально.
Просто, устал немного". Допустим, я им расскажу, что от этого
изменится? Ведь, они ничем не могут мне помочь. В конечном итоге, они
так и не узнали, что произошло со мной в школе. Оба были слишком
заняты работой, чтобы интересоваться делами своего чада.
Возвращаясь из школы, я закрывался в своей комнате и тупо смотрел
в потолок. Я не мог заниматься ничем другим, а просто смотрел на
потолок и думал о всяких пустяках. Я видел перед собой разные сцены.
Чаще всего, как я бью Аоки. Подстерёг его одного и бью... бью... При
этом говорю: "Ты - подонок!", - и продолжаю бить изо всех сил. Он
кричит, в слезах просит прощения, а я его бью, бью, пока не превращаю
лицо в месиво. Проходит время, и мне становится противно. Сначала
никаких угрызений: "Поделом тебе!" - думаю я, и так приятно становится
на душе. Но постепенно это настроение улетучивается, а я не могу
остановиться и продолжаю мысленно бить Аоки. Смотрю на потолок и вижу
там лицо Аоки. Глядь, и уже его бью. Стоит только начать, и я уже не
могу остановиться. Мысленно дубася Аоки, мне на самом деле становилось
плохо и даже несколько раз вырывало. Я совершенно не знал, что же
делать?
Одно время я даже подумывал встать перед всеми и попытаться
доказать, что не совершал ничего постыдного. Если вы считаете, что я
сделал что-то, заслуживающее наказания, предъявите доказательства.
Если доказательств нет, перестаньте так ко мне относиться. Но я
чувствовал: допустим, что сделаю так, - всё равно никто мне не
поверит. Я не хотел оправдываться перед толпой, толпой - как бакланы
проглотившей слова Аоки. Начни я оправдываться, это бы послужило для
Аоки доказательством моей растерянности. А я ни за что не хотел
опускаться до его уровня.
В такой ситуации я не мог ровным счётом ничего: ни бить Аоки, ни
винить его, ни даже пытаться кого-то убеждать. Оставалось лишь одно -
молчаливо терпеть. Ещё полгода. Через полгода закончится школа, и я
больше никого из них не увижу. Полгода... Хорошо, если я смогу вынести
это молчание. Но уверенности уже почти не оставалось. Я даже не знал,
хватит ли меня на один месяц. Возвращаясь домой, я начерно зарисовывал