"Фазлиддин Мухаммадиев. Путешествие на тот свет или Повесть о великом хаджже " - читать интересную книгу автора

(араб.).} и сунната {Традиция; предания о поступках и изречениях Мухаммеда.
Сунна - одна из основ ортодоксального ислама (араб.)}, знание которых
необходимо во время хаджжа. Облаченный в ихрам не должен никого обижать, не
должен задирать нос. Даже убить муху или блоху, сорвать листок с дерева или
травинку категорически запрещается. Следует осторожно садиться, вставать,
ложиться, и спать так, чтобы тело от пупка до колен было всегда закрыто. И
это предписание хаджи должен строго соблюдать. (Признаюсь, что после
облачения, несмотря на предосторожности и старания, мне долго не удавалось
освоить искусство ношения юбки). Я спросил Исрафила:
- Ты знаешь, кто ввел в обычай ихрам?
- Его святейшество хазрат, пророк наш, посланец неба и единственный
истинный попечитель грешных рабов божьих,-- ответил он.
Бедняга священнослужитель не знает такую нехитрую историю! Облачение в
ихрам вошло в обычай еще за тысячу лет до поледнего пророка. Еще в те
времена, когда земля и пастбища Аравийского полуострова находились в
общественном владении, то есть принадлежали племенам и родам, каждый, кто
приходил из другого племени, должен был надевать специальное одеяние,
попросту говоря ихрам, и тем самым показать, что хотя он и чужак, но
подчиняется богу того племени, к которому пришел. Да, ихрам является
исключительно одеянием гостей и был необходим лишь для того, чтобы выделить
пришельцев, не имевших права на чужой земле ни охотиться, ни ломать или
рубить деревья, ни входить без спроса в чужое жилище и
т. д. и т. п.
Впрочем, стоит ли упрекать Исрафила в неведении? Давно известно, что
меньше всех знают историю религии и религиозных обрядов именно представители
духовенства, которые боятся научных книг, как порох боится огня.
Мне неудобно высказывать мулле Исрафилу противную его взглядам точку
зрения. Обидится. Обижать никого нельзя. Да и денег у меня не так густо,
чтобы за каждое слово правды расплачиваться целым бараном.
Тяжко не иметь собеседника и товарища, с которым можно было бы
поделиться невзгодами. Но в мире мало неразрешимых проблем. Позавчера, после
того как Алланазар-кори запретил мне петь, я вызвал на беседу своего
товарища Искандара. Да, да, хоть и заочно, а поговорил с ним.
- Иди сюда, дорогой мой, - сказал я Искандару.
- Что тебе? - постилался сперва его голос, а когда я закрыл глаза, он
и сам появился передо мной.
- Мне не разрешают петь. Как быть?
- Терпи. Люди сорок девять дней терпели голод и жажду в открытом
океане.
- Что ты плетешь?
- Не плету, а говорю. Неужели забыл? Проблема пения по сравнению с
этим чепуха. Если невмоготу, пой про себя.
- Не говори глупостей, разве можно петь про себя! Правду говорят,
сытый голодного не разумеет. Сам толкнул меня в эту передрягу и радуешься,
как ни в чем не бывало.
- Какую передрягу?
- Я говорю об этой поездке. Если бы ты не потащил меня тогда в
Министерство здравоохранения, ничего бы не было...
- Перестань ныть! Пока что над твоей головой не занесен топор.
- Да, легко тебе говорить. Сам, наверное, засучив штаны, бродишь