"Фазлиддин Мухаммадиев. Путешествие на тот свет или Повесть о великом хаджже " - читать интересную книгу автора

Отцов - хазрата Адама, который, послушавшись шайтана, употребил в пищу
запретный злак и за этот величайший грех с треском был изгнан из рая.
Невольно повторяя про себя эту строку, я не заметил, что начал петь.
Так, распевая, я смотрел на ночной Нил, цепочку береговых огней, дугой
растянувшихся вдоль берега и исчезавших за купами деревьев Омдурмана. Время
от времени по Нилу проходили ярко освещенные пассажирские теплоходы или
какой-нибудь, катер тащил баржу. Тогда наше пристанище покачивалось словно
люлька. Волны, ударяясь о борта отеля на воде и каменный берег набережной,
громко плескались, разбрасывая вокруг молочно-теплые брызги.
Услышав шаги, я обернулся. Ко мне приближался мулла Урок-ака.
- Дохтур-джан, ох и искал же я вас! С ног сбился!
- Простите, я не предупредил вас, что буду на верхней палубе.
- Кхе! Думали, на верхней палубе сумеете от меня скрыться? Нет,
сладкий мой братец, хоть на небо поднимитесь, я вас оттуда за ноги стащу, в
землю укроетесь-- за уши вытяну, ха-ха-ха! Прости господи, прости господи,
нечаянно рассмеялся.
- Мулла-ака, не опасайтесь; чтобы подняться на небо, мне не хватает
святости, чтобы уйти в землю - грехов.
- Вы все шутите, что ж, воля ваша, воля ваша. Среди врачей,
оказывается, тоже есть шутники. Ох-хо-хо, сладкий братишка, давайте лучше
подымим болгарскими сигаретами с золотыми узорами. Рахмат, рахмат{Спасибо}
,
дорогой братишка. Штуки три-четыре я возьму с собой, чтобы не беспокоить вас
среди ночи.
Покачивая толстым пузом, мулла Урок-ака, пыхтя, стустился по узкому
трапу и исчез.
Опять не заметил, как начал петь. Вдруг кто-то коснулся моего плеча.
- Нельзя петь, доктор. Мы находимся у благородного порога хаджжа.
Это Алланазар, тот самый молодой кори, который был в московской
гостинице моим соседом по комнате.
Я обомлел от этого назидания, от тона, каким оно было высказано, и от
неожиданности потерял дар речи. Алланазар, словно победивший в бою петух,
выпрямился и горделиво направился вниз.
...В полночь меня разбудил мулла Зульфикар и повел в свою каюту.
Исрафил горел как в огне. Вечером он не позволил мне осмотреть себя, я
рассердился и теперь обрушил на его голову все ругательства, какие только
знал. После обеда, в самое пекло, он выпил воду со льдом и простудился. Я
дал ему аспирин, чтобы снять жар, затем растворил в воде тетрациклин и
насильно влил в рот.
Он бредил, особенно часто повторяя слова "джаннат" { Рай (араб.)}
и
"шариф" {Благородный (араб.)}.
- Не бойся,-- сказал я в сердцах,-- место в раю тебе обеспечено. Если
уж таких, как ты, туда не пускать, рай опустеет.
Мулла Зульфикар нагнулся ко мне и прошептал в самое ухо:
- Дохтур-джан, Джаннат - имя его жены, а Шариф его сын.
Когда мы вышли из каюты, мулла Зульфикар рассказал мне историю семьи
своего земляка.
Бедный Исрафил. Оказывается, он жил словно между двумя жерновами. Вот
почему черные тучи дурного настроения так часто бросали тень на его чело.