"Борис Можаев. Трое (Рассказ художника)" - читать интересную книгу автора

наполненную водой. В том озере утонул, по удэгейскому преданию, охотник
Сангели, пожелавший достать для своей невесты небесные ракушки - кяхту. Я
все это рассказываю Нине; она слушает, крепко вцепившись в мой рукав. А
выражение лица ее такое, какое бывает у охотника на тяге: напряженное,
выжидательное и алчное.
Наши лодки одна за другой с разбегу ныряли за зеленый гранитный выступ,
как за барьер, и разворачивались в небольшой травянистой протоке. Люди
карабкались на берег, хватались за свисающие ветви черемух, тальника и,
поднявшись, скрывались в зарослях. Мы тоже вместе с Ниной взбирались на
берег и потом вместе, держась за руки, прибежали на дымный откос.
- Где же горит? Где? - спрашивала она, торопливо оглядываясь.
- А вот здесь и горит.
- Да разве это - пожар? - разочарованно воскликнула Нина. Картина
таежного пожара совершенно не соответствовала ее воображению.
Казалось, горела не тайга, а сама земля. Сквозь лежалые прелые листья,
сквозь валежник и всякий растительный хлам просачивались откуда-то снизу
жидкие космы дыма. И только кое-где возле корней ильмов да кедров
поблескивали мелкие и острые язычки пламени да на прелых листьях там и тут
тлели искры, издали похожие на волчью ягоду. Ольгин с засученными рукавами
размахивал топором, расставлял людей и кричал: "Шуруй лопатами! Работа - не
забота, скоро пользой обернется". Люди обваловывали место пожара, откуда-то
таскали в мешках песок и засыпали им вороватые язычки пламени.
Нина, позабыв о своем разочаровании, преданно всюду бегала за Ольгиным
и по первому слову его кидалась с лопатой в огонь...
- Вот тебе и городская да ученая! Смотри какая расторопная... Эх,
дочка! - одобрительно восклицал Ольгин. - Вот это по-нашему.
В то же время он, азартно и злобно "хакая", рубил топором горевшие
корни, подваливал ясеньки или елки; а Нина, ухватившись обеими руками,
оттаскивала срубленные деревца подальше от пожара.
Я смотрел на Нину, раскрасневшуюся, перепачканную землей и сажей, в
потемневшей от пота полотняной куртке, обтянувшей сильную грудь, и никак не
мог представить ее, такую вот крепкую, искреннюю, порывистую, рядом с
медлительным, нарочито степенным мужем, с лица которого редко сходит
брезгливая гримаса. "Почему они сошлись? И что между ними общего?" - думал
я. Но мысли эти приходили на какие-то мгновения: меня охватил всеобщий азарт
работы, - я копал ров, разбрасывал песок, тащил куда-то сучья и кричал во
все горло, как Ольгин. И всюду передо мной стояло ее полыхающее румянцем
лицо, ее озаренные восторгом серые глаза.
Когда с пожаром было покончено и мы садились в лодки, я, одержимый
какой-то дерзкой силой, взял ее под мышки и, как маленькую, перенес с берега
на вытянутых руках.
- Ох! - удивленно воскликнула она, видимо не ожидая такой смелости и
силы, и как-то притихла вся, сжавшись в комочек на дне бата.
Всю обратную дорогу она молчала, а я вместе с удэгейцами яростно
налегал на шест, проталкивал бат вдоль берега вверх по Бурлиту.


На другой день Ольгин рассказал мне о причине пожара.
- Слыхал, как все обернулось-то? Ведь лес-то Чиуя поджег.
- Не может быть!