"Борис Можаев. Власть тайги" - читать интересную книгу автора На кухне или, как Сережкины говорили, в чулане, отгороженном невысокой
дощатой перегородкой от остальной избы, Василий зажег лампу. Круглолицый толстогубый Николай с непривычки к свету сильно сощурился. - Садись, - пригласил его к столу Сережкин и сунул табуретку. - Вася, едешь? - спросила Татьяна. - Да. - Сережкин ушел в темную комнату собираться. - Поесть чего-нибудь собрать? - Не надо. - Куда ж ты теперь? - В Переваловское. Опять сплавщики поднялись, - ответил Сережкин и закряхтел, с трудом натягивая волглые сапоги. - Из ружьев так и палят, так и палят, - донеслось из чулана. На пол, на постель, на стол падал от двери длинный прямоугольник света. Татьяна лежала, все так же опираясь на локоть. Ладонью другой руки она прикрывала лицо от света. Одеяло сползло на грудь, обнажая острые худые плечи и выпуклую ключицу. - Ты бы погодил до свету, Вася, - упрашивала она тихим глухим голосом. - А то ведь, не ровен час, того и гляди... - она не сказала, что убьют, но он понял. - Чудная ты, Татьяна, - нехотя ответил он. - А если бы, к примеру, в бою меня командир послал ночью в разведку, я бы ему что сказал? А? Молчишь? То-то и оно. А здесь я сам командир и солдат. Сам себе приказываю и выполняю, понятно? Если я не пойду, кто пойдет? В одну сторону на полсотни километров нет милиционера, а в другую, может, на пятьсот, а может, на тыщу... Аж до самого океана. Я один тут. А порядок все равно внушительной фразой, за что получил в округе прозвище "Власть тайги". И Татьяна смирялась, затихала. - Подай-ка мой портупей, - попросил он жену. - А то куда мне в грязных сапогах через постель? - Папань, я подам! - неожиданно раздался из темного угла детский голос, и парнишка лет десяти, опережая мать, бросился к столу, где лежала отцовская портупея. - Ах ты, кочедык! - ласково обругал отец сына. - Не спишь, мерзавец! - Может, молочка попьешь, - предложила Татьяна. - Это можно. Сережкин уже в чулане, на свету, проверил пистолет - заряжен ли? Затем надел снаряжение. Приземистый, туго затянутый ремнями, он производил внушительное впечатление. У него все подалось вширь: скуластое с широкой переносицей лицо, угловатые тугие плечи и даже ступня была широкой, почти квадратной. Крупные черты его лица выражали степенное миролюбие, и только маленькие светлые глаза задорно поблескивали и хитровато щурились. Ему шел сороковой год, но выглядел он лет на десять моложе. Впрочем, молодила его короткая стрижка жестких рыжеватых волос. Он выпил литровый горшок молока, предварительно предложив Ускову, который отказался, и, повернувшись к Татьяне, сказал на прощание: - Ну, я поехал. - Поезжай, поезжай, - ответила она, и это прозвучало и как прощание и как доброе напутствие. Сережкин с Усковым вышли на улицу. Небо затянуло плотными облаками, они |
|
|