"Борис Можаев. По дороге в Мещеру" - читать интересную книгу автора

на своих - котел на голову тому надевают на сенокосе и палками бьют по
котлу. Пусть запоминает нашу музыку. Озорники, выдумщики...
А в каких-нибудь семи верстах, среди такого же леса угрязло унылыми
серыми избами, похожими на колодезные срубы, село Княжи. "Эти -
колодезники. Народ смурной. Их, говорят, князь в карты проиграл". И
дразнят их в округе: "Иван, завязывай!" Ремесло у них было нелегкое и
опасное. Порой копали колодец, копали, а воды все нет. И страшно
становилось - а ну-ка стенки колодца завалятся и накроет, прихлобучит
землей? Вот и удирали порой колодезники раньше времени, удирали потихоньку
из чужой деревни, так и не докопавшись до воды. "Иван, завязывай!" Это
значит - пора удирать. Завязывать надо походный мешок.
Всего в трех верстах отстоит от Малахова село Дмитриеве, но какая
разница не только в облике сел, но даже в конструкции изб! У дмитриевцев
дома большей частью пятистенные, обшитые тесом, крашенные масляной
краской, с резными карнизами, затейливыми наличниками. И даже дом с
мезонином есть. И на сельской улице чисто - трава-мурава и палисадники. А
в Малахове избы какие-то серые, с подклетом, стиснутые по бокам, с
малюсенькими оконцами под самым карнизом. Многие окна волоковые, не
растворяются - только отодвигается в сторону одна половинка, точно печная
вьюшка. И старики говорят нараспев: "Цао баешь ти", "Живем в избекесь". И
грязь посреди села.
- Объезжай-ка, милок, село-то полем. Тут у нас уж пятая машина тонет.
И мы объезжали Малахове полем. А в Малахове не только правление
большого колхоза, но даже средняя школа стоит.
В общем-то вид здешних сел определял все тот же промысел. Норинцы,
уреченцы, дмитриевцы - народ мастеровой, работали они всю бытность в
отходе плотниками и каменщиками на стройках. А малаховские и култуковские
ходили в далекие леспромхозы, профессий у них нет - работали подсобниками
и разнорабочими.
- Куда им тянуться за нашими! - наперебой расхваливали "своих"
председатель колхоза из Колесникова Воропаев и парторг Федин. - У нас есть
такие столяры, что гостиницу "Москва" отделывали, павильоны на выставке в
Москве! Климшов Федор Захарович из Норина.
- А зять его?
- А Яков Петрович Артамонов!
- А Емельян Иванович из Уречного?
- А Иван Иванович Пушкин! Его изделия в музей попали.
- А дед его, Кузьма Иванович Букин? В Париже первую премию получил, за
самопрялку. Говорят, она в Эрмитаже хранится.
- Дан то ж до революции было. Это не в счет. До революции тумаки по
всей России хоромы строили.
- Да что по России! - подхватывал Федин. - В Китае строили, на
Филиппинах, в Австралии! Везде знают наших тумаков.
Им доставляло удовольствие хвалиться своими колхозниками. Оба они были
относительно молоды - в пиджаках, при галстуках и в шляпах. На
председателе велюровая шляпа, а парторг к пестрому в клетку пиджаку надел
серую зимнюю шляпу немецкого фасона с приплюснутой тульей и с
простроченными полями.
Федин - восторженная душа - все-то он читал, помнит, знает. О чем ни
спросишь его, ответит.