"Борис Можаев. Живой" - читать интересную книгу автора

Дед Филат был сух, погибнет, с жиденькой и сквозной бороденкой, с
мелкими конопушками на простынно-белом морщинистом лице. Когда он сердился
или смеялся, у него было одно и то же выражение странно растянутых в
каком-то застывшем оскале губ. Кто видел этот оскал впервой, тому
казалось, что дед Филат беззвучно плачет. Жил он один, два сына погибли в
войну, старуху схоронил уже после... Пенсии не получал, потому как был
колхозником, и сыновья были когда-то колхозниками. Перебивался дед Филат
кое-как: зимой салазки мастерил, а летом корзины плел да сети, больше все
однокрылые шахи, или "кулики", как называли их в Прудках. Сети он сам
дубил соком плакун-травы.
- Против моих сетей ваш капрон - что камыш перед лозняком, - говаривал
дед Филат. - Палка скорее изопреет, а сети мои будут стоять.
И хотя дед Филат еще и не видывал этот самый капрон, а только слыхал
про него, сети его могли бы и в самом деле посостязаться с капроновыми -
служили они долго, и брали их хорошо.
Но нынешним летом велась борьба с браконьерами и лодырями. Каждое село
выявляло своих лодырей. Нагрянули и к деду Филату. Приехала подвода из
района с двумя представителями. Привел их свой - Пашка Воронин,
прудковский бригадир. Нагрузили целую телегу этих шахов. И нитки забрали
подчистую...
- В колхозе надо работать, а не тунеядствовать, - назидательно говорил
деду Филату незнакомый представитель в фуражке с дубовыми листьями.
Дед Филат услужливо крутился возле телеги, помогал увязывать сети.
- Мотри, Пашка, кабы на ухабе не тряхнуло; под колесо попадет кулик -
кольца поломает, - наказывал он бригадиру.
- Чудак! - усмехнулся начальник в фуражке с дубовыми листьями. - Что
мы, покупаем у тебя сети, что ли? Или на хранение везем? Мы ж
конфискуем... Понимаешь?
- Отчего же не понимать? Везите, везите, - деревянно бормотал дед и
долго смотрел вслед телеге из-под ладони, оскалившись - то ли плакал, то
ли смеялся.
Фомич понимал, в каком положении оказался дед Филат, и теперь находился
в трудном раздумье. Оно бы надо поделиться с дедом, коли по-людски
поступать. Да ведь и себя жалко. Там своих ртов полна изба: каждое утро
разевают - дай! А кто ему, Фомичу, даст? Он сел возле деда, закурил.
- У тебя, дядь Филат, смолянка-то, поди, с единоличной поры осталась? -
Живой вытянул насмоленную дощечку из-под голенища деда Филата. - Их уж,
никак, лет двадцать не продают?
Смолянка была черная, целенькая, как новая.
- Перед войной старшой привез мне две штуки со стороны, - сказал дед
Филат. - Одну-то я исшоркал.
- Ну-к, я попробую! - Живой упер в носок такого же расшлепанного, как у
деда Филата, кирзового сапога кончик косы и стал точить неровное жало.
"Вжить, вжить, вжить..." - звонко отдалось на другом берегу озера.
Потом Фомич поставил косу на окосье и, задирая кадык, наточил конец.
- Хорошо! Бруском точить, что ни говори, не сручно. Коса у меня зараза:
два раза махнешь - и садится. У тебя, поди, еще венская? - Фомич с
завистью посмотрел на источенную, узенькую, как змейка, косу деда Филата.
- На ней два кляйма! - важно сказал дед Филат.
С минуту молчали, глядели за озеро на почерневшие от дождя стога...