"Борис Можаев. Живой" - читать интересную книгу автора

и бросал в воду глиняные комья.
- Да хоть про Кузяков яр. Ты знаешь, какие тут сомы живут? Страсть! А
взять - не возьмешь! Был единственный человек, кто умел их брать, - Кузяк.
Да и тот помер. И вот уж какой жадности был человек - помирал, а секрета
своего не открыл. Так и унес в могилу, чтоб ему ни дна ни покрышки.
- А ты пробовал, выпытывал у него?
- Не однова! Не открылся... Да что мне? Сыну своему родному секрета не
выдал! Я ему и шахи чинил, и самогонку ставил... Нет! А чего пожалел,
спрашивается? Хоть бы из уважения к моему многодетству открылся. Знал бы я
его секрет... Э-ге! Мне бы теперь ни один колхоз не страшен был. Поймал бы
сома пуда на четыре - и живи не тужи.
- А я ловил с ним сомов один раз, - сказал Андрюша.
- Да ну! Это с какой же стати он пошел с тобой?
- Я ему по налоговой части услугу одну оказал, - уклончиво ответил
Андрюша и, хитро прищурившись, спросил: - Ты знаешь, как насадку делать на
квок?
- Еще бы! Я и в книжке читал... Все по частям уяснил.
- На чем ракушечье мясо жаришь?
- На постном масле.
- А какой ниткой перевязываешь приманку?
- Обыкновенной... - Фомич подумал и добавил: - Шерстяной.
- Запомни!.. Нитка должна быть чисто льняная.
- Эх, черт! Это он тебе сказал?
- Да.
- Ну, а дальше? - Живой так и впился глазами в Андрюшу. - Сомов-то
вызывали?
- Вызывали... С самого дна поднялись. Кругами пошли возле лодки. Один
прямо на весло лег.
- И здоров был?
- Голова с конное ведро...
- Эк, дьявол! Как же он его брал? Ты мне скажи, как он приманку
подавал? Вот об чем ни в одной книжке не сказано.
- Руку опустил в воду по локоть. Подержал немного, а потом говорит:
мол, сытый сом... Не сосет, а выплевывает.
- Ах ты, мать честная! - Живой хлопнул досадливо себя по коленкам. -
Это он тебе глаза отвел. Нет! Разве Кузяк расскажет? Это ж не человек -
колода!
Утки вышли из-за кривуна внезапно; держались они, хоронясь от коршуна,
близко к воде, так что Живой бил по ним как бы сверху. Две утки кувырком
полетели прямо в воду, а третья потянула от косяка в сторону к тому
берегу. Вдруг она пронзительно закрякала, и тотчас же в нее ударил коршун,
будто треснула сухая палка, - так сильно щелкнул ее, даже перья
полетели... И понес низко, скрылся за тальниковыми зарослями, как за угол
дома завернул.
- Вот подлец, - сказал Живой вслед коршуну. - Такие вот и живут. Видал,
как взял? Будто все так и надо... Для него я только и старался, подстрелил
утку. - Фомич долго смотрел туда, вытягивая шею. - Эх, маненько
переплыть-то не на чем! А то бы я ему показал, как на чужое зариться.
Достав уток, Живой засуетился:
- Может быть, не станем откладывать до вечера? А ну-ка утки пропадут?!