"Борис Можаев. Живой" - читать интересную книгу автора

Да недолго.
Николаха выдавал старшую дочь. Свадьба была как раз на Фролов день. И
здесь братья опять погорячились: заспорили, кто больше выпьет? Николаха
выпил шестнадцать тонких стаканов. Емеля - пятнадцать. На шестнадцатом
стакане свалился под стол и помер.
Это все большие несчастья. Но случались на Фролов день беды и помельче.
В двадцать четвертом году Живой, тогда еще подросток, убил свою лошадь.
Прежде на Фролов день в Прудках кропили лошадей и объявлялись по такому
случаю скачки. Призы ставились: то ведро водки, то баран, то стан колес -
мужики миром покупали. Обгонялись на прогоне - широкой неезжалой дороге,
по ней обычно скот гоняли на пастбища к лесу. А в тот год как раз на
прогоне столбы телеграфные поставили. И были они еще не в привычку.
Фомич стал обгоняться на паре - соседскую лошадь кропить, пристегнул.
"Одна отставать станет, другая подтянет", - подумал еще.
Разогнал он свою пару шибко, в азарт вошел - порода уже сказывалась в
нем. А с хитрецой гнал: из порядка вывел своих лошадей, да на обочину.
Здесь, мол, никто не помешает. И надрал. И как уж перед ним столб вырос,
совсем объяснить не мог. Только помнит - летит он прямехонько в столб. И
свернуть уж никак невозможно, потому что свой Буланец влево забирает, а
соседский Пегач вправо тянет... Перетянул все-таки Пегач. Буланец ударился
лбом в столб, а Фомич - кувырком через голову. Когда очнулся, Буланец
лежал возле столба уже бездыханный...
Все это вспоминал теперь Фомич, сидя у окошка. В избе было непривычно
безлюдно. Ребята ушли в школу, младшие вместе с соседскими табунились на
улице - босоногие, а иные и без штанов. Хотя ветерок по-осеннему был свеж,
им ничто... Хозяйка перед домом провевала на ватоле гречиху.
Гречиху привезли сегодня с колхозного тока - шестьдесят два килограмма.
И это весь заработок на семь ртов? Чем же их кормить целый год?
Вчера вечером председатель сказал: "Пшеницу не ждите - еще и с
государством не хватит рассчитаться..." А рожь давно уж свезли, да на
семена оставили. Картошки тоже не жди - вымокла. Оно, конечно, кто в поле
работал, тот и себя не забывал. Опять же на лугах мужики сеном
подразжились, да и бабам кое-что перепало. А Живой работал вроде бы
экспедитором колхозным - все в разъездах: то мешки добывал, то кадки, то
сбрую, то телеги... Мало ли нужд в хозяйстве? Писали ему по два, а то и по
три трудодня. По трудодням-то вроде бы и ничего - вместе с женой выколотил
восемьсот сорок палочек. А заработал шестьдесят два килограмма гречихи...
Как жить? "Чудно теперь платят, - думал Фомич. - Раньше хоть поровну всем
давали на трудодень... А теперь - бригадиру оклад больше тысячи, учетчикам
да заведующим всяким опять деньги дают, а которые в поле ходят или вот,
как я, на посылках, - этим шиш. Кто чего сам достанет..."
Он и раньше догадывался, что трудодень пустым будет, хотел махнуть из
экспедиторов куда-нибудь к хлебу поближе. Но - прохлопал ушами,
прособирался... А теперь уж поздно - все пусто. И аж до нового урожая
ничем особенно не разживешься.
Да ведь оно, если с другой стороны посмотреть, не больно и взяли бы его
на прибыльную работу: там сила нужна, ловкость. А у него на правой руке
два пальца от войны осталось. Не ладонь, а клешня. Конечно,
приспособиться-то можно бы... Хоть на подвозке зерна. А там в обед
принесешь в рубахе да вечером в карманах. Все-таки поддержка. А теперь чем