"Борис Можаев. Падение лесного короля" - читать интересную книгу автора

- Достану я денег. Экая невидаль - деньги. Суета и прах - вот что такое
деньги.
- Где ж ты их возьмешь?
- Где возьму? Ты знаешь, сколько я леса поставил одному Завьялову? А?!
Два скотных двора срубил он из моего леса, десять домов, магазин... Что ж
ты думаешь, Завьялов не даст мне взаймы какую-то тысячу рублей? Да он две
даст, если попрошу.
Даша молчала, кротко глядя перед собой.
- Ну, выпьем за море! - чуть подтолкнул он ее в плечо. - За синее, за
Черное! Будет у нас еще праздник, будет!
Он налил еще по рюмке, выпили.
- Давай потанцуем!
Только он встал, подал Даше руку, не успели от стола отойти, как
оркестр опять грянул "Бродягу". И оркестранты, и посетители обернулись к
Ивану Чубатову и стали просить его:
- Иван, спой!
- Ваня, песню!
- Оторви и брось!
- Гитару ему, гитару!
Из оркестра подали Чубатову гитару, и все смолкли. Он как-то изменился
в лице, побледнел весь, поднялся на оркестровый просцениум, ударил по
струнам и запел:

О Сангия-Мама! Сангия-Мама,
Я поднялся к тебе на Большой перевал...
Я все ноги разбил, я все путы порвал.
Я ушел от людей, я им вечно чужой -
С независимым сердцем и вольной душой.

О Сангия-Мама! Сангия-Мама!
У тебя на вершинах кочуют орлы
И снега не затоптаны - вечно белы.
У тебя без прописки живи - не тужи,
И не надо в награду ни лести, ни лжи...

Даша слушала, повернувшись от столика, глядела на Чубатова широко
раскрытыми, блестевшими от возбуждения глазами и не замечала, как
навертывались слезы и катились по щекам ее.



11


Иван Чубатов считал себя временным жителем Уйгуна. Он жил здесь месяца
два, от силы три, остальное время в тайге, да еще в Приморске. Такая
сезонная маета ему, кочевому человеку, была по душе. В Приморске он снимал
комнату на Пекинской улице, в бывшем китайском квартале, где, по
рассказам, когда-то темные замкнутые дворики оглашались пьяными криками и
визгливой китайской музыкой из ночных притонов.