"Л.Мойзиш. Операция "Цицерон" (часть 1 из 2-х) (мемуары)" - читать интересную книгу автора

при свете затемненных фар. Ловко, как кошка, Цицерон вскочил в медленно
двигавшуюся машину. Я видел его в переднее зеркало.
- Поезжайте по направлению к новой части города. Я скоро сойду.
Еще не освоившись как следует с машиной, я слишком сильно нажал на
педаль, и мощная машина рванулась вперед. Я ехал по улицам и переулкам,
которых никогда раньше не видел. Оглянувшись назад, я убедился, что за
нами никто не гонится.
Цицерон давал мне указания:
- Теперь налево... прямо... направо. Я точно выполнял его указания.
Затем услышал его голос:
- Достали вы тридцать тысяч фунтов стерлингов?
- Да!
- Я принес вам eщё одну пленку. Вы будете довольны ею.
Он передал мне завернутую в газету катушку. Я спрятал eё в карман и
через плечо передал ему пакет с деньгами. В зеркало я заметил, как, держа
деньги, он на мгновение заколебался, раздумывая, вероятно, считать их или
нет. Наконец, он просто засунул их под пальто. Судя по выражению его лица,
он торжествовал.
Теперь я повернул на Улусмайдан - главную площадь Анкары. В то время
улицы Анкары освещались очень неравномерно. Старые кварталы на окраинах
столицы были погружены во мрак, а главные улицы нового города сверкали
огнями, как Пикадилли или Фридрихштрассе в мирное время.
На Улусмайдан внутрь машины ворвался яркий свет уличных фонарей.
Цицерон, забившись в угол заднего сиденья, поднял воротник пальто и
надвинул свою широкополую шляпу на самые глаза. Оказывается, увлекшись
починкой карбюратора, я забыл задернуть боковые занавески.
- Ради бога, выезжайте поскорее отсюда,- нервно прошептал Цицерон.
Прибавив скорость, я проехал около ста метров и свернул в темный
переулок. За спиной я услышал вздех облегчения. Два раза мы медленно
объехали вокруг большого квартала. Мне хотелось вовлечь Цицерона в
разговор.
- Я должен задать вам несколько вопросов. Берлин хочет знать ваше имя и
национальность.
Воцарилось минутное молчание. Машина продолжала бесшумно скользить по
темной узкой улице.
- Ни вас, ни их это не касается. Своего имени я вам не открою, а если
вам действительно нужно его знать - узнавайте сами, но смотрите, не
попадитесь при этом. Вы можете сообщить Берлину только то, что я не турок,
а албанец.
- Однажды вы сказали мне, что ненавидите англичан. Не можете ли вы
сказать - за что? Они плохо обращаются с вами? Или есть какая-нибудь
другая причина?
Он долго не отвечал. Я eщё раз объехал квартал. Должно быть, этот
вопрос расстроил его, и когда он, наконец, ответил, голос его звучал
напряженно:
- Моего отца застрелил англичанин.
В темноте я не мог видеть выражения его лица. Но даже теперь, через
много лет, я всё eщё слышу, как он это сказал. Помню, я был глубоко
тронут. Быть может, им руководило более благородное чувство, чем простая
жадность к деньгам? Впервые я почувствовал к этому человеку мимолетную