"Л.Мойзиш. Операция "Цицерон" (часть 1 из 2-х) (мемуары)" - читать интересную книгу автора

слугой, а уходил из него богатым человеком. Я всё eщё слышу насмешливый и
торжествующий тон его голоса, когда он, сжимая драгоценную пачку денег,
спрятанную под пальто, говорил мне:
- A demain, monsieur. A la meme heure!. [До завтра, мсье. В тот же
час!] Когда я оглядываюсь на все это, мне кажется, будто я вспоминаю сцены
из какой-то другой жизни. Однако я хорошо помню, что я пережил тогда в
последующие несколько часов.
Я не лег спать, а закрывшись на ключ в своем кабинете, несколько часов
подряд читал, анализировал, делал заметки, снова читал. Ночь приближалась
к концу, и постепенно многое из того, что казалось мне запутанным и
непонятным в международных вопросах, становилось ясным благодаря этим
документам, написанным холодным, деловым языком. Измученный переживаниями
и работой, я заснул прямо за письменным столом и проснулся на следующее
утро от стука в дверь - это пришла Шнюрхен.
Вернемся теперь к тому моменту, когда ушел камердинер. Прежде всего я
снова спустился по узкой лестнице в фотолабораторию. Узкие полоски
фотопленки всё eщё лежали в бачке для промывания, и я ждал возвращения
фотографа. Наконец, он пришел и положил фотопленки в сушильный шкаф. Мне
очень не хотелось прибегать в этот момент к посторонней помощи. Однако не
думаю, чтобы фотограф хоть сколько-нибудь подозревал о происходящем.
Я сидел перед увеличителем, и фотограф давал мне пояснения о наведении
фокуса, о продолжительности экспозиции и о приготовлении растворов
проявителя и закрепителя. С его помощью мне удалось отпечатать несколько
снимков. Убедившись, что могу работать самостоятельно, я поблагодарил
фотографа и отпустил его спать.
Было приятно остаться, наконец, одному.
В обеих катушках всего было пятьдесят два кадра, которые я довольно
быстро начал печатать. Воздерживаясь пока от изучения документов, я
смотрел лишь за тем, чтобы после увеличения буквы были ясными и
отчетливыми.
Прошло несколько часов. Было почти четыре часа утра, когда я закончил
работу.
Передо мной лежали пятьдесят два снимка, хорошо высушенных и
отглянцованных. Я не чувствовал никакой усталости.
Затем я тщательно осмотрел комнату и убедился, что ничего не оставил в
ней.
Некоторые из первых отпечатанных мною снимков были испорчены, и поэтому
пришлось сделать один-два дубликата. Я хотел сжечь их, но в здании было
центральное отопление, а разводить открытый огонь я не рискнул. Поэтому я
разорвал дубликаты на мелкие кусочки и выбросил в уборную. Затем,
осторожно неся фотопленки и пятьдесят два снимка, я вернулся в свой
кабинет и запер за собой дверь.
Помню, с каким наслаждением после многих часов напряженной работы
выкурил я первую сигарету. Пятьдесят два отглянцованных снимка лежали на
письменном столе, всё eщё не прочитанные. Теперь, наконец, я мог не
торопясь приняться за их изучение.
Мое удивление все возрастало. Трудно было поверить, что на моем
письменном столе лежат документы, в которых содержатся наиболее тщательно
охраняемые тайны нашего противника - как политические, так и военные.
Документы настоящие - в этом теперь не было ни малейшего сомнения. О таких