"Александр Александрович Мосолов. При дворе последнего императора " - читать интересную книгу автора

мне, что манифест подписан Его Величеством и можно приступить к его
рассылке.
Меня, разумеется, очень интриговала причина странного поведения
великого князя Николая Николаевича и его горячая поддержка Витте. Вскоре я
узнал от лиц, близких к великому князю, что в день приезда его посетил
рабочий экспедиции заготовления государственных бумаг Ушаков и имел с ним
продолжительный разговор, чрезвычайно взволновавший великого князя. Ушаков
был одним из вожаков рабочих, остававшихся преданными монархическому строю.
Его представил великому князю некто Нарышкин, бывший на охотах великого
князя в Першине. Нарышкин в свою очередь исполнял в этом случае желание
пресловутого князя Андроникова, познакомившего его с Ушаковым. Андроникову
удалось быть принятым государем и государынею и почти всеми министрами. Он
мне жаловался, что только два министра не хотят ни за что его принять:
Фредерикс и Витте. Кончилось тем, что он все же умудрился втереться к
Фредериксу, и единственный, который так до конца его и не принял, был Витте.
Ко мне он явился с заявлением, что императрица приказала освободить
начинаемую им газету от придворной цензуры. Я ему в этом наотрез отказал и
доложил об этом государыне, но так и не понял, делала ли она вышеуказанное
распоряжение. Для меня осталось загадкой, было ли свидание Ушакова с великим
князем плодом интриги какой-либо партии или отдельного заинтересованного
лица.
18 октября, в первый день конституционной России, мы шли с графом
Фредериксом на миноносце в Петербург. С нами ехали довольно много лиц
государевой свиты. День был свежий, но солнечный. Все казались оживленными и
бодрыми. Не знаю, что переживали другие, но я внутренне тревожился за то, в
каком состоянии мы найдем Петербург. Мы вошли в Неву и поплыли мимо верфей,
фабрик и заводов. Местами замечались скопления рабочих. Кое-где мелькали
красные флаги. На Василеостровской набережной- необычайное движение. Тут уже
видны кроме красных флагов и лозунги, и плакаты. Подходим к Английской
набережной. К нашей группе на палубе вышел граф Фредерикс: "Ну что же, вид
Петербурга оживленный и праздничный". - "Так точно, ваше сиятельство. Даже
вашу Академию художеств украсили красным флагом". Граф посмотрел на здание
Академии: "Как же граф Иван Иванович8 мог это допустить?"
В это время мы причалили. На Английской набережной была густая толпа. У
выхода с пристани стояла придворная карета министра с кучером в красной
придворной ливрее, в треуголке с плюмажем. К министру подошел встретивший
наш миноносец адъютант морского министра старший лейтенант Зилотти и доложил
графу, что были слухи, что толпа останавливала экипажи и высаживала седоков.
А тут еще бросающаяся в глаза красная ливрея.
- У вас здесь форменный бунт!?
- Точно так. Толпа с утра наполнила все улицы. Я еле пробрался от
Зимнего дворца, который окружен войсками, но на улицах ни войск, ни полиции
не видно. Должно быть, их запрятали во дворах домов.
Мы с графом по его настоянию сели в карету и сначала тронулись рысью,
но скоро пришлось перейти на шаг. Слышалась площадная ругань, и в карету
полетело несколько камней. Труднее всего было проезжать у Николаевского
моста и свернуть к конногвардейским казармам. Все же мы благополучно доехали
до дома министра на Почтамтской улице. Оттуда я пошел пешком к Д. Ф.
Трепову, в дом министерства внутренних дел на Мойке.
Трепов мне рассказал, что вчера поздно ночью ему телефонировал Витте,