"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

К 20 августа до нас стали доходить все более скверные новости.
Объятые тревогой, мы решили не оставаться в Эссандьерасе на сентябрь и,
заехав в Малагар к Франсуа Мориаку, вернуться в Париж. Дом его был именно
таким, как мы его себе представляли и каким его описывал хозяин: белый,
обожженный солнцем домик виноградаря, а вокруг, докуда хватает глаз,
бледно-зеленые виноградники, обсыпанные голубым сульфатом. Все там имело
особый, тонкий, неповторимый привкус старого ликера. Нас встретили Франсуа и
Жанна, а еще их дети и аббат Мориак. Как это часто бывает в окрестностях
Бордо, воздух был тяжелым, будто перед грозой; в нем вились назойливые мухи.
Под палящим солнцем мы совершили длинную печальную прогулку, разговаривая о
нависшей над всеми опасности. Мир всецело зависел от России, с которой
Франция и Англия вели переговоры. Вечером, после ужина, Франсуа читал нам
свою новую пьесу "Нелюбимые". Читал он хорошо, глухим, надломленным голосом,
который еще добавлял пафоса его и без того патетичным персонажам. Пьеса нам
понравилась. В ней была воссоздана та же атмосфера неприкаянности и
потаенной ярости, что и в "Асмодее". Между вторым и третьим актом мы слушали
новости. Москва объявила о подписании пакта о ненападении с Берлином.
Кто-то из детей спросил: "Что это значит?"
Я ответил: "Это значит - война".
На следующий день мы уехали в Париж. По железным дорогам уже ползли
составы с солдатами. Едва вернувшись, мы, как и год назад, бросились к
Люсьену Ромье, но на сей раз пророк не сказал ничего утешительного.
Несколько дней мы не отрывались от радио. Печальные и серьезные выступления
Даладье были созвучны надеждам на мир, которые продолжали питать французы.
Но люди устали от бесконечного тревожного ожидания.
"Нет, пора с этим кончать! - сказал мне мой парикмахер, готовившийся к
отправке на "линию Мажино".
Почти каждый вечер мы с Пьером Бриссоном обедали в каком-нибудь
ресторанчике в Булонском лесу, а затем отправлялись в редакцию "Фигаро"
читать свежие телеграммы. Днем стояла тропическая жара, вечера были чудно
свежи. Вдруг 31 августа, в четверг, нам показалось, что наша взяла: Польше
предложены приемлемые условия. Домой мы вернулись вне себя от радости. Но на
следующий день пришло опровержение: Польша захвачена. Значит, опять война,
но война без участия России, при упрямом нейтралитете Америки и слабой
подготовке Англии против Германии с ее авиацией, куда более сильной, чем
наша собственная.
Общественность еще не выработала твердого мнения и пребывала в
замешательстве. Мобилизованные солдаты не выказывали и тени энтузиазма 1914
года. Прежде чем самому отправиться на фронт, я успел написать статью в
"Фигаро", где пытался объяснить, почему для нас эта война является
справедливой. Эта статья принадлежала к тем выступлениям, за которые меня
лютой ненавистью возненавидело немецкое радио. Вот она.
В чем дело?
Данциг? Коридор? Нет, на самом деле мы не за это сражаемся. Правда в
том, что за последние три года жизнь Европы и всего мира была отравлена
бесконечной чередой насилий над народами. Сценарий прост. Из числа
сопредельных государств Германия выбирала себе жертву. В немецком
меньшинстве выбранной страны находили честолюбивого, ничем не брезгующего
гауляйтера. Затем заявляли о притеснении немецкого меньшинства. Германская
пресса развязывала яростную кампанию, вслед за которой следовала мобилизация