"Тони Моррисон. Жалость" - читать интересную книгу автора

лабазами и битвами вокруг. Когда Джекоб, мелкий агент Компании, между делом
приторговывавший и пушниной, и лесом, вдруг сделался владельцем
недвижимости, он возмечтал стать независимым земледельцем, крепким фермером.
С тех пор так и гнул свою линию. Делал, что должно: нашел себе жену, завел
для нее помощницу, пахал, строил, производил потомство... Все это в
дополнение к другой своей жизни, торговой: иначе пришлось бы тянуть лямку
крестьянской оседлости и общаться исключительно с людьми, чьи религиозные
воззрения повергают его в оторопь, хотя, конечно, расстояние в семь миль
несколько приглушало нестерпимые для слуха отзвуки их бесноверия. Владея
землей, он оставался человеком странствующим и хорошо сознавал, что было бы
неразумно на время долгих отсутствий оставлять имение на произвол работников
мужеского пола. В своем предпочтении работниц-женщин перед плутоватыми
мужиками он основывался на собственном опыте, набранном за годы юности.
Частые отлучки хозяина это искушение и соблазн - сбежать, ссильничать,
ограбить. В качестве временных помощников иногда использовал двоих мужчин,
но те опасности не представляли вовсе. А женщины, да в надлежащей
обстановке - о, им самой природой уготовано служить началом всяческой
надежности. На появление странно обутой девчонки, которую отлучила от себя
мать, он смотрел так же, как когда-то на обретение курчавенькой дурочки -
той, кого они потом прозвали Горемыкой. Поселение у себя обеих было в
каком-то смысле актом милосердия. Одну только Лину он действительно купил -
обдуманно и специально, но Лина взрослая женщина, не ребенок.
Дыша теплым ночным воздухом, он шел и шел, стараясь отойти как можно
дальше, пока огни таверны не замерцали во тьме, как слабенькие блики
самоцветов, а пьяные возгласы не стихли, уступив шелковистому шуршанью
прибоя. Совершенно позабыв об утренней огненной мгле, небо украсилось по
всему своему темному, как круп Регины, холсту холодными блестками звезд.
Полюбовавшись их мельтешением на волнах, Джекоб наклонился и окунул в воду
руки. Песок тек у него меж пальцев, мелкая рябь окружила запястья, подмочив
обшлага рукавов. Понемногу обрывки дневных неурядиц смывались, исчез и след
крови енота. Назад к постоялому двору шел легко. Ни тебе жары (что
естественно), ни тумана- ни золотого, ни серого. Кстати, и план в голове
кой-какой забрезжил. Признавая за собой недостаточную способность к роли
земледельца (уединенное сидение на месте и каждодневная рутина так скучны!),
он находил, что коммерция ему сподручнее. А теперь он так и сяк примеривался
к идее предприятия куда как превосходнейшего. Идея была сладка как сахар,
лежащий в ее основе. Рабы, так неприятно поразившие его в "Вольнице", и
отвлеченное понятие рабочей силы, применяемой на Барбадосе, - это ведь не
одно и то же. Верно? Верно, - подумал он, глядя на небо в мелкой денежной
россыпи звезд, - так и запишем. Стало быть, серебро, повсюду вокруг
разбросанное, не столь уж и недостижимо. Растекшаяся по небу млечная река с
искрящимися серебром берегами только его и ждет - припади и пей.
Проклятая жара все же и ночью мучила, сосед по кровати ворочался и
метался, но выспаться Джекоб тем не менее сумел. Возможно, помогали сны, в
которых виделись чудные просторные палаты, выступающие из тумана на холме.
С тех пор как ты ушел, не простившись, минуло лето, потом осень, а
когда стала отступать зима, хвороба явилась опять. Но напала не на Горемыку,
как уже было, а на Хозяина. Когда он в этот раз вернулся, он стал будто
другой, медлительный и угрюмый. На Хозяйку огрызался. Потел и беспрестанно
требовал яблочного сидра, но тогда никто еще не думал, что красноватые