"Тони Моррисон. Жалость" - читать интересную книгу автора

Впервые в жизни он не хитрил, не льстил, не строил козней, но
разговаривал с богатым дворянином на равных. И осознал (хотя и не впервые),
что только в имуществе, а не в генеалогии, не в породе меж ними разница. Так
разве не вельми ласкательно и у себя такую ж городьбу иметь, остенить ею
собственного имения краеугольные камни? А однажды - да ведь, поди, не так уж
и нескоро - возвести и на своей поля^ не такие же палаты. Как раз на задах
участка есть пригожий взгорок - и на холмы оттуда вид куда краше нынешнего,
и на долину речки. Витиеватая роскошь, как у д'Ортеги, нам ни к чему, оно
конечно. Его языческим излишествам подражать не будем, но сделаем все как
надо. И будет чисто, четко, даже благородно, потому что не проглянет нигде
изначальная подлость, как в "Вольнице". Праздную жизнь д'Ортеге обеспечивает
лишь безграничный доступ к даровой рабочей силе. Не используй он сонмищ
порабощенных ангольцев - был бы не просто должником, как сейчас. Куда там!
Ел бы из собственной ладошки, а не с серебра и фарфора, и спал бы в Африке
под кустом, а не в кровати под балдахином. Джекобу претило богатство, основу
которого составляет подневольный труд, да к нему ведь подавай вдобавок еще и
наемную стражу! Как бы ни был он мало набожен, но остатки протестантизма
заставляли его к плеткам, цепям и вооруженным надсмотрщикам испытывать
отвращение. Он был полон решимости доказать, что собственными усердными
трудами можно разбогатеть и добиться положения в обществе не хуже чем у
д'Ортеги, при этом не разменивая на звонкую монету честь и совесть.
Похлопав Регину по холке, Джекоб понудил ее ускорить шаг. Солнце стояло
низко, повеяло прохладой. Он торопился: следовало засветло вернуться на
виргинский берег в таверну Перси, чтобы выспаться в кровати - если все не
окажутся заняты, а то ведь там на них, бывает, спят и по трое. В этом случае
придется вместе с другими запоздалыми постояльцами искать место на лавке или
прямо на полу. Но первым делом надо будет хватануть кружечку-другую эля -
это обязательно: чтобы его чистое, горькое послевкусие смыло сладковатый
гнилостный привкус порока и порченого табака, отдушкой которого словно весь
язык обложен.
Регину Джекоб возвратил в конюшню, расплатился и зашагал к таверне
Перси, стоявшей ближе к берегу. По пути увидел, что какой-то человек
избивает лошадь, у той даже подкосились колени. Собрался на него
прикрикнуть, но тут набежали лихие матросы и оттащили мерзавца, самого
хорошенько сунув мордой в грязь. Мало что злило Джекоба более, чем жестокое
обращение с домашними животными. Против чего восстали моряки, неизвестно, но
в нем ярость пробудило не только то, что лошади причиняли боль, но более
всего ее беспомощность, немая мольба о пощаде, застывшая в глазах.
По случаю воскресенья постоялый двор Перси был закрыт - как он только
забыл об этом! - и пришлось ему направиться в заведение, открытое постоянно.
Оно конечно - нелегальная корчма, жалкий притон для забубенной голытьбы, но
кормят там обильно, и мяса с душком не подают. Ему как раз несли вторую
кружку, и тут явились музыканты - скрипач с волынщиком, - пришедшие и
поразвлечься, и денег заработать. Пусть Джекоб сам сыграл бы этому волынщику
на зависть, но все равно возвеселился духом и вместе со всеми запел:
Мне, руки сложа, отдыхать не с руки:
Дорога поманит с утра.
Конечно, не рай здесь, как мы, дураки,
Поверили было вчера,
Но!