"Тони Моррисон. Не бойся (= "Жалость")" - читать интересную книгу автора

Когда подъезжали к таверне, на ней уж и фонарь впору зажигать.
Глядь-поглядь - не вижу, потом кто-то из попутников показывает: На-а, вон же
он! Теперь уж все разглядели: между деревьями замигал свет. Братья Ней зашли
внутрь. Сидим, ждем. Они вышли, напоили лошадей, дали и нам испить, зашли
сызнова. Тут опять раздалось шорканье. Посмотрела я вниз, а там веревка -
отпала у них от лодыжек, змеится по настилу телеги. Снег кончился, а
солнце-то зашло давно уж. Тихонечко, крадучись, все шестеро слезли - сперва
мужчины, потом приняли женщин. Мальчишка сам соскочил. Три женщины замахали
и мне. У меня аж сердце зашлось, но я тоже спрыгнула. Они направились
назад - туда, откуда мы ехали. Пошли, держась от дороги в сторонке среди
деревьев и стараясь не ступать в глубокие снежные наносы. Я не пошла за
ними. Но и в фургон вернуться не посмела. На сердце холодный камень. Я и без
Лининых предупреждений знала, что мне не след оставаться наедине с
незнакомыми мужиками, которые и так уже распускали руки, тем паче теперь,
когда они вернутся опьяневши и разозлятся, узнав, что их груз пропал. Мне
надо было выбирать, причем быстро. Я выбрала тебя. Скорее в лес и на запад.
Запад - вот все, что мне нужно. Там ты. Твой голос. Твоя знатливость насчет
снадобий, которые вылечат Хозяйку. Ты выслушаешь то, что я должна тебе
сказать, и мы вернемся обое. Надо только идти на запад. День? Две ночи?
И вот я иду под каштанами, обступившими дорогу. Некоторые уже показали
листочки и затаили дух, ждут, когда их отпустит снег. Те, что поглупее, дали
почкам сбросить наземь чешуйки, похожие на лузгу. Иду на север искать
согнутое до земли деревце с побегом, указующим в небо. Потом на запад к
тебе. Тороплюсь пройти подальше, пока не совсем смерклось. Начинается крутой
спуск, и мне ничего не остается, как тоже идти вниз. Сколь ни старалась,
дорогу потеряла. Листочки еще малы, укрытия не дают, поэтому на земле всюду
снежная каша и слякоть, я оскользаюсь, следы затекают водой. Небо цвета
черной смороды. Спрашиваю себя: смогу я пройти еще? Но должна, надо! Передо
мной вдруг два чернохвостых зайца, застыли, потом бросились наутек. Как
истолковать, даже не знаю. Слышу журчанье, иду в темноте на звук. Месяц едва
народился. Вытягиваю вперед себя руку и двигаюсь медленно, боясь споткнуться
и упасть. Звук оказался капелью с сосен, а ни ручья никакого, ни речки не
выявилось. Чашечкой складываю ладони, хочу талым снегом напиться. Не слышу
ни поступи лап, ни тени никакой не вижу. Но запах мокрой шерсти понуждает
замереть. Если я зверя чую, то и он чует меня, хоть ничего вонного в моем
узелке с едой нет, только хлеб. Как знать, больше он меня или меньше, да и
один ли. Решаю стоять неподвижно. Я так и не услышала, как он ушел, но запах
понемногу изветрился. Пожалуй, все-таки лучше на дерево. Старые сосны
преогромны, любая защитит довольно, только очень уж расщеперили ветвие свое,
царапаются и дерутся. Сук подо мной гнется, но не валится, держит.
Спряталась от тех, кто ползает и кто нюхает, сутулясь. Знаю, что сну не
бывать: боюсь гораздо. Не брани мя, пустыня, страшилища своими, но приими во
глубокое объятие твое... Ветви качаются, скрипят. Не задалась у меня эта
ночь. Вот Лины-то нет! Та научила бы, как хорониться в лесу.
Всеобщей веселости и лихорадочного нетерпения Лина не разделяла, зайти
отказывалась и не желала даже близко подходить. Этот третий и, как
предполагалось, окончательный дом, к выстройке которого так стремился
Хозяин, перекрыл солнце и стал причиной смерти полусотни деревьев. А теперь
и сам он в нем помер и призраком будет вечно бродить по комнатам. В первом
доме, который поставил Хозяин, были земляные полы и стены из непросохших