"Дэвид Моррелл. Крайние меры" - читать интересную книгу автора

его существо восставало против этого. Он предпочел бы идти пешком, чтобы
потратить как можно больше времени. Но в столь поздний час это было
небезопасно. Какая злая ирония! Он, мечтающий о смерти как об избавлении,
боится, что его убьют раньше времени.
Вернуться в больницу Питтмана побудило упоминание о Миллгейте в
программе новостей. Может, Миллгейт умер и в этой связи дается краткая
информация о его общественной деятельности? А у Питтмана еще не готов
некролог для утреннего выпуска газеты. Он подвел Берта! Но потом Питтман
понял, что речь шла не о смерти Миллгейта, а о том, что он по-прежнему в
реанимации.
Вот-вот мог разразиться скандал, связанный с прошлой деятельностью
Миллгейта. К немалому ужасу властей, пресса пронюхала о докладе специального
прокурора Министерства юстиции. В его черновом наброске, не предназначенном
для публикации, высказывалось предположение, что Миллгейт выступал как
посредник в тайной операции, не получившей одобрения конгресса. Суть
операции заключалась в попытке определенных сил воспользоваться ситуацией,
сложившейся после распада Советского Союза, и закупить партию ядерного
оружия.
Обвинения против Миллгейта не нашли фактического подтверждения. В
докладе для внутреннего пользования содержалась всего-навсего оценка того,
куда могло завести дальнейшее расследование. Безапелляционность диктора
превращала предположение в установленный факт. Виновен, пока не докажет
обратное. Уже второй раз за последние семь лет имя Джонатана Миллгейта
связывали с крупным скандалом в области вооружений. Питтман понимал: если и
сейчас он не сумеет провести расследование или, по крайней мере, не получит
объяснений от людей Миллгейта, у Берта Форсита будут все основания упрекнуть
его в нарушении обещания, данного газете, которой отпущено так мало времени.
Ради Берта, точнее, ради того, что Берт сделал для Джереми, Питтман должен
приложить максимум усилий.


14

Питтман стоял на улице напротив отделения неотложной помощи. Было уже
за полночь. Мелкий дождь усиливал апрельский ночной холод. Он застегнул
наглухо свой измятый плащ, ощущая в то же время, как проникает сырость
сквозь подошвы ботинок. Изморось окружала легкой пеленой мерцающие уличные
фонари и более яркие прожекторы над входом в неотложку. Окна некоторых палат
едва светились, заставляя Питтмана с особой остротой ощущать собственное
одиночество. Окно Джереми на десятом этаже было совсем темным, и, бросив на
него взгляд, Питтман с мучительной тоской направился к больнице.
В этот час уличное движение замерло, а возле отделения неотложной
помощи почти не было машин. Вдруг издалека донесся звук сирены. Дождь
усилился, его капли поползли за воротник. За время болезни сына Питтман
вдоль и поперек изучил больницу. Знал, где какое отделение, залы ожидания,
пустовавшие по ночам, где стоят автоматы кофеварки, где можно купить
сандвич, если кафетерий закрыт. Замирая от волнения, он провожал Джереми на
сеансы химиотерапии через вестибюль главного входа. Болезнь сделала сына
очень хрупким, и Питтман постоянно опасался, как бы кто-нибудь его не
толкнул. Из-за болезни крови все раны и ушибы у Джереми заживали медленно.