"Сергей Морозов. Иоган Себастьян Бах (Серия "Жизнь замечательных людей")" - читать интересную книгу автора

и страстные звуки. Ему, пастору, нашептывали, что даже городские гуляки с
удивлением останавливаются в поздний час и слушают. А потом сочиняют
небылицы.
Заходил в церковь по праву родства и принадлежности к цеху музыкантов
Христоф Хертум. Он садился на дальнюю скамью, как положено, спиной к органу
и, слившись с сумраком храма, оттуда слушал игру. Такой силы и быстроты,
такого легкого мастерства он что-то не помнит у других Бахов, а их он слышал
немало. Не знал зависти музыкант, причастный к этой семье. Но как графский
писарь, понимавший, что к чему в жизни, Христоф Хертум не был спокоен за
судьбу Иоганна Себастьяна. Музыканты - люди служивые, они обязаны знать свое
место на лестнице церковных должностей. Сдержанный служака не смел, однако,
высказывать своих сомнений юному музыканту. Меняются времена.
В неустанных занятиях прошел 1704 год. Себастьян почувствовал себя
окрепшим в органной игре, изучил и устройство инструмента со всеми его
прихотями.
Не установлено точно, где большую часть времени прожил в Арнштадте Бах.
Согласно молве он обитал в домике романтического вида, выходящем острым
углом на небольшую площадь. Дом назывался "Zur guldenen Krone". Примем это
предположение. Здесь в одном из окон "дома под венцом" часто за полночь
неярко светилась свеча. В комнате, заваленной нотными тетрадями, за дубовым
столом Себастьян засиживался, с упорством переписывая, иногда напевая ноты
произведений именитых композиторов.
А школа и хор? Педагогические обязанности Себастьян исполнял исправно.
Волевые указания учителя в часы репетиций и особенно во время богослужения
магически действовали на учеников. Старшие из них уже могли самостоятельно
управлять хором. Так что Бах и как органист, и как кантор пока нравился
церковным начальникам. Но чины консистории считали, что органист обязан
обучать школьников и образовательным предметам, кроме того, быть их
воспитателем: Себастьян, всецело поглощенный занятиями искусством,
неприязненно относился к подобным требованиям консистории. В надзиратели же
за поведением школьников молодой органист был и совсем непригоден. Тем более
что среди учеников оказались и его ровесники. Уже к новому, 1705 году
выяснилось, что ученики, особенно старшие из них, совсем потеряли страх,
норовили даже перебрасываться мячом на занятиях, обзавелись рапирами, с
которыми расхаживали по городу в вечерние часы, а по донесениям в
консисторию их встречали и в "неприличных местах".
Себастьян не сдерживал гнева, ученики затихали на время, а потом снова
проказничали, тогда учитель впадал в равнодушие, смотрел на их поведение
сквозь пальцы и всецело погружался в свои артистические увлечения, уходил от
этих досадных неприятностей.
Теперь он отдавался искусству импровизации даже в часы церковных служб.
Случалось, что издавна принятый порядок ведения музыки нарушался
необычностью гармоний, которыми украшал органист традиционные мелодии. Он
как бы забывал, что исполняет службу в маленьком городке, и давал свободу
своему артистическому порыву, выходя за границы рутины. Почтенные бюргеры
украдкой переглядывались. Дело, однако, заканчивалось легким изумлением да
вопросами к пастору. А Иоганн Себастьян уже чувствовал себя окрепшим в
композиции, и пора было не только импровизацией, а цельным самостоятельным
произведением показать свое искусство. С благоволения городского начальства
он исполняет на пасху кантату собственного сочинения. Событие в городе!