"Александр Морозов. Нестандартный Егорыч" - читать интересную книгу автора

из большого города, поэтому я не сдавался и, хоть и прихлебывал кофе,
продолжал наседать: - Александр Егорович, вы в Москву собираетесь ехать? Вы
бы хоть позвонили, что ли, а то получается, нам ничего не известно, а вы
ведь знаете, с Лебедева тоже спрашивают.
Егорыч поудобнее откинулся в кресле и пил кофе, держа чашку
растопыренными пальцами за дно, словно пиалу.
При этом он с сожалением смотрел на меня, и не приходилось сомневаться
в том, что сожаление относится именно ко мне.
Но я продолжал бубнить свое: о Лебедеве, терпение которого может
лопнуть, о премии, которой могут лишить, о составленном Егорычем блоке
печати, который в руках операторов печатал вместо шапки что-то почти
непечатное, и все подводил к одному: надо, мол, дать знать в Москву, как и
что, и вообще.
Егорыч может высиживать в этих райских кущах сколько ему угодно, а я
лично завтра же непременно уезжаю обратно.
Егорыч слушал невнимательно, не выказывая ни возражения, ни согласия.
Только один раз, когда я говорил, как плохо ведет себя в отсутствии хозяина
блок печати, он усмехнулся и, досадливо морщась, сказал:
- А, это вы там все в "крестики-нолики" играете?
Надо сказать, что с недавних пор "крестиками-ноликами" Егорыч стал
называть все наши попытки моделирования на электронно-вычислительных машинах
образования простейших биологических коллективов. Коллективами это можно
было назвать, конечно, только условно. Членами этого коллектива были некие
абстрактные существа, точки на координатной плоскости или ячейки в памяти
вычислительной машины. Эти существа были, если можно так выразиться,
двухдейственными. Единственной проблемой, которую они могли решать, была
знаменитая гамлетовская коллизия: быть или не быть? Но если "не быть"
означало для них то же, что и для Гамлета, и, вероятно, то же, что и для
всех живых существ, - то есть просто "не быть", абсолютно простое, можно
сказать, точечное состояние, то в слове "быть" заключалось для них
неизмеримо меньшее, чем для Гамлета, содержание. Я не буду описывать, что
означало "быть" для Гамлета - думать, страдать, фехтовать на шпагах,
восхищаться игрой актера и т. д. - на то и был Шекспир, чтобы описывать все
это. Но зато я могу точно сообщить, что означало для наших абстрактных
существ их бытие.
Это тем более легко сделать, что для них "быть" - так и означало
"быть", то есть было абсолютно простым, нерасчленимым внутри себя действием.
Поэтому "быть" или "не быть" означало для них абсолютно одно и то же, это
были просто два различаемых состояния, которые мы условно называли жизнью и
смертью членов коллектива.
Существо считалось живым Б данный момент времени, если по меньшей мере
три из соседствующих с ним клеток координатной плоскости были заняты такими
же существами. В противном случае оно считалось мертвым и выбывало из игры.
У оставшихся в живых изменяли координаты, и мы снова проверяли, кто
выживет после такого абстрактного путешествия.
Естественно, что преимущество имели в этих условиях те, кто находился в
скоплении себе подобных, кто образовывал "коллектив". Разрозненные существа
погибали очень быстро, если только после очередного путешествия их не
прибивало к "коллективу".
Не буду говорить ни о формулах, по которым высчитывались новые