"Александр Моралевич. На десерт " - читать интересную книгу авторапострадавшие от невежд из НКВД люди скульптурного звания). Тогда как, стоит
присоединить голову к тулову, тулово к тазобедренностям, а к ним - ноги, да поставить вождя вертикально, да ещё на постамент - резко меняется положение в благоприятную сторону, тут нам свидетелями и Микеланджело, и Роден, и Коненков. Закон перспективы начинает тут действовать, и самая удалённая от смотрящего точка, то есть голова, воспринимается как голова вполне нормальных размеров. А изначально сделай её такой - смотрелся бы вождь микроцефалом, у которого головёнка с мушиный кукиш, и, стало быть, мозгов в ней может разместиться - кот наплакал. -И в музее, - доразъяснил генерал Цаплин, - когда картину повесим, головы летчиков окажутся под потолком, и размер голов получится от этого самый нормальный. -Где-й-то ты таких нахватался премудростей, - развёл руками Однолопастной пропеллер. - Ну, жми. И поблажки ему не давай. Через две недели чтоб картина была в полной готовности. Тотчас на улицу Нижняя Масловка, в студию живописца, устремилась машина, за рулём - старший лейтенант Собянин, авиавооруженец. И невыразимо жаль, что уже через четырнадцать минут прервётся жизнь генерал -майора Тараса Изотовича Цаплина. Уроженца Ялты, четвёртого сынка в семье. В каковой Ялте, о чём постоянно тревожились папа и мама Цаплины, на фоне всеобщей праздности, неупорядоченных половых связей и всесоюзного отпускничества очень трудно вырастить работящих и пристойных детей.. Но вырастили! И бедность была удушающая,, так что тому из мальчишек, кто вёл себя весь день лучше других, давали перед сном в кровать семейный хлебный нож - перед сном облизывать крошки с лезвия. И закуточек присутствовал в комнате с пятым детским топчаном, за ширмочкой из парусины, где постоянно один из четырёх братцев, сорви-голов, выздоравливал то со сломанной рукой, то с вывихнутой ногой. Но, невзирая на все ялтинские прельстительства и расхолаживания к труду, все четверо Цаплиных выросли на радость родителям. Один - дегустатор, другой - капитан "река - море", третий - драматург-новатор, и в пьесе о работниках прилавка была у него аж такая небывалая для пьес ремарка - "снюхиваются". Ну, а Тараса Изотовича, употребим этот штамп радиопередач, позвало небо. Небо над СССР (в частности - над островом Даманским). Небо над Афганистаном, Эритреей, Египтом и другими участками суши. И с большим целеустремлением работал в воздухе Тарас Изотович. Так что, бывало, начнёт он обрабатывать с воздуха какую-нибудь безымянную наземную высоту, - а к концу обработки она уже безымянная низменность. А поскольку башковитый Тарас Изотович знал языки, фарси и английский, поскольку невыводим из себя был до крайности, что очень важно для работающего с арабами педагога, то и инструкторскую работу родина доверяла ему. И, надо сказать, человек пяток эфиопов обучил он летному делу. Да так |
|
|