"Александр Моралевич. На десерт " - читать интересную книгу автора

пострадавшие от невежд из НКВД люди скульптурного звания). Тогда как, стоит
присоединить голову к тулову, тулово к тазобедренностям, а к ним - ноги, да
поставить вождя вертикально, да ещё на постамент - резко меняется положение
в благоприятную сторону, тут нам свидетелями и Микеланджело, и Роден, и
Коненков. Закон перспективы начинает тут действовать, и самая удалённая от
смотрящего точка, то есть голова, воспринимается как голова вполне
нормальных размеров. А изначально сделай её такой - смотрелся бы вождь
микроцефалом, у которого головёнка с мушиный кукиш, и, стало быть, мозгов в
ней может разместиться - кот наплакал.

-И в музее, - доразъяснил генерал Цаплин, - когда картину повесим,
головы летчиков окажутся под потолком, и размер голов получится от этого
самый нормальный.

-Где-й-то ты таких нахватался премудростей, - развёл руками
Однолопастной пропеллер. - Ну, жми. И поблажки ему не давай. Через две
недели чтоб картина была в полной готовности.

Тотчас на улицу Нижняя Масловка, в студию живописца, устремилась
машина, за рулём - старший лейтенант Собянин, авиавооруженец. И невыразимо
жаль, что уже через четырнадцать минут прервётся жизнь генерал -майора
Тараса Изотовича Цаплина. Уроженца Ялты, четвёртого сынка в семье. В каковой
Ялте, о чём постоянно тревожились папа и мама Цаплины, на фоне всеобщей
праздности, неупорядоченных половых связей и всесоюзного отпускничества
очень трудно вырастить работящих и пристойных детей..

Но вырастили! И бедность была удушающая,, так что тому из мальчишек,
кто вёл себя весь день лучше других, давали перед сном в кровать семейный
хлебный нож - перед сном облизывать крошки с лезвия. И закуточек
присутствовал в комнате с пятым детским топчаном, за ширмочкой из парусины,
где постоянно один из четырёх братцев, сорви-голов, выздоравливал то со
сломанной рукой, то с вывихнутой ногой.

Но, невзирая на все ялтинские прельстительства и расхолаживания к
труду, все четверо Цаплиных выросли на радость родителям. Один - дегустатор,
другой - капитан "река - море", третий - драматург-новатор, и в пьесе о
работниках прилавка была у него аж такая небывалая для пьес ремарка -
"снюхиваются".

Ну, а Тараса Изотовича, употребим этот штамп радиопередач, позвало
небо. Небо над СССР (в частности - над островом Даманским). Небо над
Афганистаном, Эритреей, Египтом и другими участками суши. И с большим
целеустремлением работал в воздухе Тарас Изотович. Так что, бывало, начнёт
он обрабатывать с воздуха какую-нибудь безымянную наземную высоту, - а к
концу обработки она уже безымянная низменность.

А поскольку башковитый Тарас Изотович знал языки, фарси и английский,
поскольку невыводим из себя был до крайности, что очень важно для
работающего с арабами педагога, то и инструкторскую работу родина доверяла
ему. И, надо сказать, человек пяток эфиопов обучил он летному делу. Да так