"Кэтрин Морис. Услышать голос твой " - читать интересную книгу автора

стуктурирован и последователен, разбивая весь процесс на самые маленькие
шажки и "формируя" поведение ребенка почти так, как формируют или дрессируют
поведение собаки.
Стивен Блостайн, специалист по языковым и речевым патологиям, с которым
я консультировалась, подтвердил наличие этих трех подходов, и, к счастью,
ясно дал понять какого подхода он советует придерживаться. Все данные,
говорил он, указывали на то, что бихевиористический подход дает наиболее
эффективные результаты, наилучший прогресс.
Мы с Марком очень признательны этим редким специалистам, которые
решились отдать свой голос в защиту бихевиористического метода, так как
тогда он казался нам просто отвратительным. Наше расплывчатое представление
об этом подходе - одно название которого казалось холодным и расчетливым -
состояло из образов собак Павлова, тренированных моржей, крыс в лабиринтах.
"Что мы будем делать? - спрашивала я Марка. - Дрессировать ее разговаривать,
любить нас, чувствовать, быть человеком?" Мне уже не нравилась идея
модификации поведения, а нам еще предстояло пройти через первые занятия с
Анн-Мари.
Тем не менее, если кому-то удалось вылечить детей с помощью модификации
поведения, то и мы должны отнестить к этому со всей серьезностью. Я
позвонила в клинику Ловаса и долго говорила с женщиной по имени Джоан. Она
была очень осведомленной и вежливой, но с сожалением заметила, что в данный
момент у них нет для нас места. Статья, напечатанная в "Психология сегодня",
привлекла очень много внимания к клинике, и ее работники с трудом пытались
отразить напор телефонных звонков. Она объяснила мне, как заказать обучающий
справочник и посоветовала подать заявку на двухдневные курсы под
руководством специалиста клиники.
20 января у нас была назначена четвертая из пяти оценочных
консультаций. Мы должны были встретиться с доктором Коэном в институте
базисного исследования в области проблем развития, в Статен Айленде. Итак,
мы прибыли в огромное, подавляющего вида, строение, со строгой процедурой
входа-выхода в целях безопасности. Мы шли по мрачному коридору по
направлению к отделению аутизма. По пути нам встретилось несколько детей и
взрослых, которые выглядели более, чем больными. Один человек, по виду ему
было около тридцати лет, шел вместе со своей сиделкой: его язык вываливался
наружу, глаза бесцельно блуждали по стенам. "Держись, Кэтрин, - уговаривала
я свое сильно бьющееся сердце. Научись смотреть на этих людей с любовью, не
с ужасом".
К этому времени состояние Анн-Мари настолько ухудшилось, что весь прием
она пролежала, скорчившись на полу в зародышевом положении, отказываясь
открыть глаза. Мы должны были уйти ни с чем и вернуться на следующий день. В
этот раз она вела себя немного лучше, хотя все время плакала и отказывалась
смотреть на кого-либо. Мы провели у доктора Коэна два с половиной часа. Он
снимал Анн-Мари на видеокамеру через одностороннее зеркало, расспрашивал
нас, пытался привлечь ее внимание и провел тест на выявление отклонений
развития, который назывался Vineland Adaptive Scales. В конце концов он
посуровел и замолчал. - Давайте, - сказала я ему, - вы можете это сказать. -
Я считаю, что девочка больна аутизмом. - Да. Мы знаем. Позднее, доктор Коэн
отметил в своем отчете, что Анн-Мари не проявила "ни малейшей способности к
нормальному общению". К тому моменту мы на это уже и не надеялись. -
Насколько тяжело ее состояние? Это один из тяжелых случаев в вашей практике?