"Кэтрин Морис. Услышать голос твой " - читать интересную книгу автора

маниакальными депрессиями, и все это благодаря всезнающим фрейдистам.
Времена охоты на ведьм, как уверяли нас книги, прошли. Сегодня
большинство специалистов сходятся на том, что аутизм - это
нейробиологическое заболевание, а не психологическое расстройство, как
полагалось ранее. И слава Богу, думала я, жалея тех бедных родителей в
50-60-х годах, которым приходилось не только иметь дело с диагнозом ребенка,
но и мириться с тем фактом, что они были причиной заболевания. "К счастью,
мы живем в более просвещенные времена", - думала я. Я и не представляла, как
недалеко мы ушли от тех дней.
Прошло не более месяца со дня визита к доктору Де-Карло, когда она
впервые поставила диагноз Анн-Мари, но казалось, что прошло не менее
полугода. Каждую ночь мы с Марком без устали говорили об аутизме. Мы
обсуждали поведение Анн-Мари в тот день: был ли зрительный контакт с ней,
говорила ли она что-нибудь, указывала ли на что-то, подходила ли к
кому-либо, играла ли со своими игрушками. Мы вместе читали и краткими
фразами пресказывали друг другу содержание прочитанных страниц. Мы оба
чувствовали, что надо спешить, иначе будет поздно. Мы хотели как можно
быстрее что-то предпринять, чтобы остановить прогрессирование болезни.
К тому времени чтение и наблюдение в достаточной степени подготовили
нас к следующей назначенной проверке - теперь мы уже знали, что нет смысла
надеяться на то, что диагноз ошибочен. Мы знали, что Анн-Мари больна
аутизмом, нашей единственной надеждой было то, что врач скажет нам, что она
находится на "границе нормальности", что это наименее серьезный случай в его
практике. К сожалению, мне начало казаться, что даже этой надежде не суждено
сбыться.
Так, однажды утром я с обреченным спокойствием шагала на встречу с
доктором Дубровской. Марк должен был лететь по делам в Вашингтон тем утром,
поэтому с Анн-Мари пошла только я. Нам порекоммендовали больницу Альберт
Эйнштейн в Бронксе как место с хорошей терапевтической программой, и когда я
позвонила туда мне сказали, что нам следует обратиться к доктору по фамилии
Дубровская. Она была директором отделения раннего детства в некоем Центре по
Оценке и Реабилитации Детей.*
Эта встреча оказалась моим самым печальным опытом общения с врачами.
Несмотря на то, что я уже успела разочароваться в отношении докторов к нашей
проблеме, и убедиться в том, что профессионалы (за исключением доктора
Де-Карло) в этом случае бессильны, я все-таки не была готова к встрече со
страдающей манией величия докторшей из Бронкса. "Бессильна" - это не то
слово; профессиональное поведение доктора Дубровской было по меньшей мере
ужасающим. Со сладкой улыбкой на губах, с плохо скрытой радостью она
ухватилась за предоставившуюся возможность предаться нарцистическому
самолюбованию и воздать хвалу себе любимой.
Я находилась в лобби больницы, когда услышала, как врач вошла в свой
кабинет. - Она уже здесь? - спросила она. - Пусть войдет. - Скажите мне,
миссис Морис, - были ее первые слова, - как вы узнали обо мне? Вопрос привел
меня в затруднение. - Ну, кто-то посоветовал мне позвонить в больницу
Альберт Эйнштейн, потом телефонистка перевела разговор к другой
телефонистке, и та посоветовала мне обратиться к вам.
Она казалась обиженной. - Итак, с кем вы уже говорили по поводу своей
дочери? Я начала рассказывать ей о докторе Де-Карло и докторе Бермане, но
она вскоре перебила меня. - Кто эти люди? Они упоминали обо мне? Они