"Кэтрин Морис. Услышать голос твой " - читать интересную книгу автора

под этим не подразумевалось. Никакого упоминания о "лечении" или
"выздоровлении" в книге вообще не было, и в этом было что-то зловещее. Моей
первой реакцией был пронизывающий до костей страх. Что-то в Анн-Мари в
какой-то степени могло соответствовать каждому из описанных типов поведения.
Я не могла окончательно и бесповоротно отогнать от себя то, о чем только что
прочитала. Я не воскликнула: "Слава Богу, это ее не касается!" Вместо этого
что-то во мне перевернулось и в ужасе сжалось в комок. Тогда я взяла книгу и
снова перечитала отрывок. "Ты с ума сошла, Кэтрин! Начни мыслить трезво.
Давай, спроси Марка, что он думает по этому поводу." - Марк, послушай меня,
пожалуйста! - я прочла несколько строк. Реакцией Марка было с трудом
контролируемое раздражение. - Дай-ка мне это, - попросил он. Он прочитал
страницу, а потом в ярости откинул книгу. - Это не Анн-Мари! Ну конечно же,
это не была Анн-Мари. О Боже, неужели я на самом деле это сделала - я только
что определила, что моя дочь психически нездорова! - Ты прав, Марк. Это
смешно, я имею ввиду "чрезмерное стремление к одиночеству". Это никак не
оносится к Анн-Мари: она любит нас и все время просит, чтобы ее взяли на
руки! Мы перебрали один за другим все четыре типа поведения. "Стремление к
одиночеству" - явно нет. Она действительно стеснялась чужих, но она очень
любила нас. "Речевые и языковые отклонения" - она не настолько хорошо
владела языком, чтобы иметь отклонения. Она просто была из тех детей,
которые поздно начинают говорить, вот и все. "Склонность к постоянству" -
что ж, надо признать, что девочка иногда вела себя подобным образом, но во
всяком случае, это не доходило до крайности. Что же касается "неровных
интеллектуальных проявлений", то мы не знали что это такое. Мы и не
предполагали, какой коэффициент интеллекта был у дочери, но нам она казалась
умненькой.
Так, мы оставили эту тему, и я снова пообещала себе, что перестану
выискивать проблемы там, где их нет и "играть в доктора". Несмотря на это,
на следующий день я позвонила доктору Бакстеру. - Я хотела бы договориться
насчет осмотра, - сказала я бодро. Неделю спустя мы сидели в кабинете врача,
и я поделилась с ним своими волнениями. - Плач, страхи, стук головой об
пол... она все время так расстроена. Возможно ли у нее подозрение на...
аутизм?
- Нет, - отрезал доктор Бакстер. - Вы когда-нибудь видели ребенка,
больного аутизмом?
- Нет, никогда. - Действительно, если подумать, я ведь практически
ничего не знала об этом заболевании, кроме того, что прочитала в своем "Мерк
Маньюэл". У меня сохранился только размытый образ - должно быть из какого-то
давнозабытого документального фильма - ребенка, который, забившись в угол,
молча, раскачивался из стороны в сторону. - Такие больные, как правило,
совершенно ни на что не реагируют. Она бы так за вас не цеплялась. Она бы
равнодушно позволила врачу осмотреть себя... От внезапного облегчения я даже
почувствовала легкое головокружение. Также мне стало немного стыдно. Когда
же я, наконец, успокоюсь и приму свою дочь такой, какая она есть? Да и кто я
такая, чтобы, прочитав страницу в книге, говорить об аутизме? - Что ж, слава
Богу. Прошу прощения, за то, что я такая "беспокойная" мама. Я засмеялась,
мне хотелось, чтобы доктор присоединился ко мне в моем самопринижении. Это
было слишком маленьким наказанием за выдумывание проблем там, где их
очевидно не было. Но тут я вспомнила о чем-то еще, что тревожило меня. Это
было более конкретно. Сказать или нет? - Еще кое-что, доктор Бакстер. Мне