"Юнна Мориц. Рассказы о чудесном" - читать интересную книгу автора

прозревшей гражданки Суковой. Она же, однако, в звездных боях закаленная, в
изящных делах исступленная, искушенная блистательным взлетом под карканье и
чириканье завистников и соперников, проявляла терпение и чудесную выдержку,
с адским упорством добиваясь от призрака признанья - чистосердечного и
добровольного! - ее вины перед ним и отпущенья ее греха по всей совокупности
эпизодов.
Грех он ей отпустить никак не мог, перейдя в столь прозрачное
состояние. Не в его теперь это власти. Перед смертью он всех простил,
повалясь расстрельным лицом на землю. Всех простил он, очистясь вмиг сквозь
восьмую дырку в бритой наголо, для чистоты, голове. Но до самой смерти
ничего не знал он о подлых действиях Суковой, никогда ее внешность не видел,
и она его тоже видела только лежа с биноклем на крыше. А в нынешнем образе
он ничьей вины признавать, повторяю, не мог, - поскольку там, где он
опрозрачнился и пребывал, обреталось конечное знание и даже смутная память о
чьей-то вине беспощадно каралась паденьем, низверженьем погибельным в
бездну.
Это он дал понять Ангелине Суковой синим светом очей, изъятых посмертно
для юмора в эпосе посредством сторожевого штыка. Но доводы призрака ей
показались недостаточно убедительными, ничем существенным не подтвержденными
и возникшими вследствие отсталого суеверия. Поэтому, обзаведясь необходимыми
для столь чудесного дела запасами водки, эта Сукова еженощно грабастала
призрак, исхищая из тьмы, и за волосы притаскивала к себе, чтобы тыкать в
его беззащитный, безносый, безглазый, безротый, безухий череп вещественные и
алкогольно-документальные улики своей неизбывной, подлой вины. Призрак тогда
окутывался толстыми, глухими туманностями, кометными пламеньями,
заглушающими по мере сил уговоры, матерщину, рыданья и ласковый шепот
покаянной гражданки.
А она сидела нарядная, с молодежной спортивной стрижкой, в изумрудах,
сапфирах и яхонтах, подмалеванная французской косметикой поверх резиновой
маски, с жабьей кожей, растянутой и отвислой, как снятый с ноги чулок.
- Тить твою в ухо-горло-нос, лютое привидение! - говорила печально
Сукова. Из-за тебя нет никакого мне продвижения к духовному совершенству.
Что ты смотришь синими брызгами? Иль в морду хошь? Тебе уже все равно, ты на
том уже свете и думаешь только, падла, о вечном своем покое, очищенье и
благодати. Милости нет в твоем сердце, да и сердца ведь нет у тебя никакого.
Тьфу ты, мертвяшка дырявая! Чурбан! Козел! Где твоя милость к падшим?
Выпьем с горя! Где же кружка?.. Я, здоровый, цветущий, живой человек, полный
сил, с большими запросами, со взглядом на вещи, вот уже сколько лет пью по
ночам ведрами, ублажая тебя - отродье ошибок сдохшей эпохи - признать
очевидность моей ни в чем не повинной, невольной, утратившей силу вины и
отпустить мой нечаянный грех, заблужденье моей безупречной преданности
всеобщему делу и счастью обманутых, как выяснилось, людей. Теперь, выходит,
какой-то Обломов - голубь мира, герой труда. Ему-то как раз обломилось -
лежал себе на диване и ничего такого не делал, пока другие не покладая
рук... Эти - спустя рукава, те - как рыба об лед, а все кругом виноватые.
Все - без исключения!
И тебе еще тоже, псих знаменитый, придет время просить у меня прощенья
на том свете. Так что моли Господа, чтоб я подольше жила и там подольше не
появлялась...
Тут как раз на плите засвистел, как милиция, чешский чайник, синий в