"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

добавляемая к его организму. Ну просто - раз уж кто-то пишет, то должна у
него такая штука быть, чтобы писать. Скажем, у него есть какое-то облако.
Вот есть у человека персональное облако - у других нет, а у него есть.
Оно как-то давит, как дополнительная часть мозга, или - со стороны
совершенно не важно - вызывая необходимость его как-то реализовать. Человек
принимается ощупывать это воздействие - что такое за облако? - оно влияет на
его рецепции, возникают сдвиги, складывающиеся во что-то неопределенное, но
сходящееся. Уже можно записывать цепочки, возникающие за счет этого влияния
и давления. Или описывать личные отношения с этим облаком - уже в формате
какого-то самопознания плюс художественная часть. Может также возникнуть
желание разобраться, как устроена природа, в которой есть такие облака, и,
далее, что тогда еще есть на свете. Это атмосферное уподобление адекватно
вполне часто - допустим, Драгомощенко описывает прозрачную облачность,
закрывающую весь небосклон, а Парщиков достраивал свои погодные явления в
форме посильной помощи природе. Или фанайловские тучи - весьма давящие, уже
просто вминающиеся в почву.
На основании такой картинки можно выстроить сравнительный ряд, как это
можно сделать на основании любого иного уподобления, - при том, разумеется,
что большое количество поэтик к облакам отношения не имеют, так что им нужно
подбирать что-то другое. Например, ранний Блок переживал облако, позже - уже
нет, а Гумилев никогда не имел отношения к погодам, как и Некрасов. Бывает
облако в одном тексте, как у Луговского в "Алайском рынке". То есть это не
полная тавтология, но дальнейшие рассуждения на эту тему уже не имеют
отношения к книге Шваба.
В общем, данный случай сообщает, что облака или что там еще - раздают,
все еще раздают, процесс хорошего воспроизводства продолжается. Но все это
не опыт промышленного масштаба и тем более - опыт, не относящийся к некой
общей культурной ситуации. Это все частные случаи и ручная работа.
По факту Шваба. В данном случае все почти просто: это самое условное
облако пытается реализовать себя - в любых структурах, не делая разницы
между их происхождением и свойствами. Учитывая их, подбирая структуры, чтобы
разместить там, - что-то, разумеется, потеряв, - свою, достаточно
разреженную структуру, которая заполнена неизвестными внутренними
напряжениями между также неопределяемыми элементами, требующими подстановки
неких определенностей. Опуститься, осесть, заменив свои составляющие на
имеющиеся в рознице, так чтобы взаимосвязи в какой-то мере сохранились.
Очевидно, что такое облако обладает своей семантикой, но - еще и
стилем, будто оно и возникает на стилевых основаниях. Это, конечно, вопрос
стороннего восприятия - при этой процедуре что-то теряется, но и
добавляется, вызывая уже не вполне контролируемые автором ассоциации.
Например, эту поэзию можно считать вариантом некоторой части польской
поэзии - хоть Гроховяка, хоть Харасымовича, а кое-где и Галчинского ("у него
на груди припрятан крошечный аккордеон... ударим в веселую лютню, поедем на
аэродром"). Или поэзии новогреческой с ее белым, известковым оцепенением при
чтении - хотя и не слишком понятно, в чем именно рецензент нашел это
сходство, - что-то такое, значит, в нем как в читателе замкнуло. Личный
случай прочтения.
При таком письме нельзя, конечно, быть лучше или хуже, прогрессивней
или наоборот относительно общих трендов письма. Просто нет изначально
разделяемого пространства чувств. Кроме того, пишущему с его облаком не