"Альберто Моравиа. Равнодушные" - читать интересную книгу автора

запоздалой стыдливости. Однако она напрасно старалась разжать его руки.
Нетвердым, тихим, жалобным голосом она торопливо повторяла:
- Останемся добрыми друзьями, Лео. Добрыми друзьями, как прежде.
Но из-под задранного платья виднелась голая нога, и во всех робких
попытках одернуть юбку и высвободиться, в мольбах, обращенных к Лео,
страстно сжимавшему ее в объятиях, было столько испуга, растерянности,
покорности, что ее бы уже не спасло никакое притворство.
- Самыми добрыми, - с радостью повторял Лео, комкая в кулаке подол
шерстяного платья. - Самыми добрыми, Карла...
Близость столь желанного тела пробудила в нем бешеное вожделение.
"Уж теперь ты будешь моей", - думал он, до боли стискивая зубы и
торопливо подвигаясь, чтобы освободить ей место рядом, на диване. Ему уже
удалось пригнуть к себе голову Карлы, как вдруг дребезжание стеклянной двери
в глубине гостиной предупредило его, что кто-то идет.
Это была мать Карлы. И с Лео мгновенно произошло невероятное
превращение. Откинувшись на спинку дивана и скрестив ноги, он устремил на
девушку равнодушный взгляд. В своем притворстве он зашел так далеко, что
даже рискнул сказать тоном человека, дающего напоследок важный совет:
- Поверь, Карла, ничего другого не остается.
Мать Карлы хотя не переоделась, но причесала волосы, густо напудрилась
и накрасила губы. Осторожно ступая, она от дверей направилась прямо к ним: в
полутьме ее застывшее, ярко накрашенное лицо казалось глупой и печальной
маской.
- Долго меня ждали? - спросила она. - О чем вы беседовали?
Лео широким жестом показал на Карлу, неподвижно стоявшую посреди
гостиной.
- Я сказал вашей дочери, что нам ничего другого не остается, как
провести вечеру дома.
- Да, ничего другого, - с важным видом подтвердила мать Карлы,
усаживаясь в кресло напротив любовника.
- В кино мы сегодня уже были, а в театре ставят вещи, которые мы не раз
видели. Я бы не отказалась посмотреть "Шесть персонажей в поисках автора",
но, откровенно говоря, неприлично идти на плебейский спектакль.
- И потом, ручаюсь, вы ничего не потеряете, если не пойдете, - заметил
Лео.
- Ну, тут вы не правы, - томным голосом возразила мать Карлы, - у
Пиранделло есть хорошие пьесы... Как называлась комедия, которую мы недавно
смотрели?... Ах, да... "Лицо и маска". Мне она показалась забавной.
- Возможно, - ответил Лео, откинувшись на спинку дивана, - но я на его
пьесах обычно испытываю смертельную скуку.
Он сунул оба больших пальца в карманы жилета и взглянул сначала на мать
Карлы, затем на девушку.
Этот тяжелый, невыразительный взгляд Карла, стоявшая за креслом матери,
восприняла как удар. Точно вдруг неслышно разбился прикрывавший ее
стеклянный колпак, и она впервые увидела, какой давней, привычной и
тоскливой была разыгрывающаяся перед ней сцена: мать, ее любовник, сидящие
друг против друга и занятые пустой беседой, эта тень, эта лампа, эти глупые,
застывшие лица и она сама, вежливо принимающая участие в праздной болтовне.
"Жизнь не меняется, - подумала она, - и не желает меняться". Ей хотелось
кричать. Она опустила руки и крепко, до боли сжала их в запястьях.