"Альберто Моравиа. Я и Он " - читать интересную книгу автора

нем не будет той отрешенной непроизвольности, до которой мне, увы, еще так
далеко. Словом, обычное "над" закомплексованного неудачника, который перед
лицом еще большего неудачника, чем он, делает вид, будто все у него в полном
порядке. Однако и это лучше, чем ничего. Только как одним махом достичь
этого превосходства? Озираюсь вокруг, и ответ моментально приходит в голову.
А вот и Фауста. Входя, она затягивает поверх солидного живота поясок
халата. Тут же морщит двойной подбородок, ослепленная пронзительным светом
летнего солнца. Не давая ей опомниться, сразу огорашиваю ее вопросом: - Ну,
так что тут без меня творится? Застигнутая врасплох, она таращит на меня
припухшие, осоловелые глаза и лепечет в ответ: - А что тут творится? - В
доме вонища - не продохнешь. На кухне - гора посуды, аж за неделю. Тебя не
узнать: лицо какое-то жирное, тусклое, под глазами мешки, тело разнесло.
Фауста растерянно проводит рукой по лицу, запахивает халат на груди.
Еще бы! Пытается робко возразить: - Да я спала. Думала, ты днем придешь. Ты
же говорил, что заедешь после завтрака.
Теперь я уже "сверху". Хотя, конечно, не в силу настоящего,
полноценного превосходства, а лишь благодаря словесному наскоку. Верно,
однако, и то, что чистота, порядок и уход за собой всегда и везде отличали
полноценных людей.
- Нечего дожидаться, когда к тебе придут, чтобы привести себя в
божеский вид, - не унимаюсь я. - Ты всегда должна быть в форме, и не ради
кого-то, а из уважения к себе самой.
В ответ - ни слова. Фауста продолжает гладить рукой лицо, словно и
впрямь чувствует под своей нынешней ряшкой миленькое личико десятилетней
давности и тешит себя Надеждой извлечь его на свет с помощью этой отчаянной
ласки. Короче, она "снизу", но еще не вполне.
Жахаю кулаком по столу: - Молчишь? С тобой разговаривают! Я хочу,
понимаешь, хочу, мать твою, чтобы, даже когда меня нет, даже когда я
отсутствую полгода, год, десять лет, мой дом сиял чистотой, а жена выглядела
синьорой! Не хило. И все же не могу не заметить, что в моих словах сквозит
какая-то неестественность, фальшь, но уж как есть: полноценные,
раскрепощенные люди выражают свои мысли непринужденно, а закомплексованные
неудачники, строящие из себя раскованных, поневоле вынуждены говорить языком
комиксов: - Я вытащил тебя из грязи, а мог бы там и оставить. Я без
колебаний сделал тебя, дешевую телефонную проститутку, спутницей своей
жизни. Не будь меня, ты скатилась бы на самое дно этой клоаки. Но теперь я
жалею об этом. Я и вправду начинаю думать, что лучше было бы оставить тебя в
помойной яме, для которой, как видно, ты и создана.
Она продолжает молчать. Опустив голову, подходит к плите, затем
направляется к мойке, заполненной грязной посудой, извлекает оттуда
кофеварку, раскручивает ее, вытряхивает ударом о край раковины кофейную
гущу, открывает кран и моет одну за другой части кофеварки. Прядь волос
свисает ей прямо на глаза, но Фауста не поправляет ее.
Не оборачиваясь, она произносит: - Слишком многого ты хочешь. Чтобы в
твое отсутствие я была настоящей синьорой. А сам, когда жил здесь, заставлял
меня ломать комедию.
- Какую еще комедию? Что ты несешь? - А ты как думал, кое-какие вещи не
забываются. Вместо того чтобы помочь мне начать новую жизнь, ты вынуждал
меня разыгрывать здесь, в моем же доме, рядом с Чезарино, спавшим с нами в
одной кровати, роль потаскухи. Я должна была напяливать те же блузку и