"Ги де Мопассан. Берта" - читать интересную книгу автора

тронутая.
Ах, это тяжелая история, но в то же время любопытнейший патологический
случай. Хотите, я вам расскажу? Я согласился. Он продолжал:
- Вот в чем дело. Лет двадцать тому назад у владельцев этого особняка,
моих пациентов, родился ребенок - девочка, с виду совершенно нормальная
девочка.
Но вскоре я заметил, что, несмотря на отличное физическое развитие
этого маленького существа, разум его не просыпается.
Ходить она начала очень рано, но совсем не могла говорить. Сначала я
думал, что она глухая, впоследствии же убедился, что слышит она превосходно,
но ничего не понимает. От резкого шума она вздрагивала, пугалась, но в
причине его не отдавала себе отчета.
Она росла, становилась красавицей, хоть и немой, немой из-за своего
слабоумия. Я испробовал все средства для того, чтобы хоть малейший луч
сознания блеснул в ее мозгу, - все было тщетно. Мне казалось, что она узнает
свою кормилицу, но когда девочку отняли от груди, она перестала ее узнавать.
Она так и не научилась говорить слово "мама" - первое слово, которое лепечут
дети, и последнее, которое шепчут солдаты, умирая на поле сражения. Иногда
она что-то невнятно бормотала или пронзительно кричала, как младенец, - и
только.
В хорошую погоду она непрерывно смеялась и испускала легкие крики,
похожие на птичье щебетание; когда шел дождь, она плакала, стонала, выла
мрачно и зловеще, как собака воет по покойнику.
Она любила валяться по траве, словно молодой зверек, бегала, как
полоумная, а когда солнце утром заглядывало в комнату, всякий раз хлопала в
ладоши. Когда открывали окно, она тоже хлопала в ладоши и прыгала на
кровати, чтобы ее скорей одели.
Она, казалось, не видела никакого различия между людьми: свою мать не
отличала от няньки, отца - от меня, кучера - от кухарки.
Я любил ее родителей, несчастнейших людей, и навещал их почти
ежедневно. Я часто обедал у них и заметил, что Берта (ее назвали Бертой) как
будто разбирается в блюдах и одни кушанья предпочитала другим.
Ей исполнилось тогда двенадцать лет. Физически она была развита, как
восемнадцатилетняя, а ростом уже выше меня.
Мне пришла в голову мысль развить в ней любовь к лакомствам и
попытаться этим путем внедрить в ее мозг представление о различии вещей;
приучить ее с помощью разнообразных вкусовых ощущений, целой
гастрономической гаммы, если не к сознательным суждениям, то хоть к
полуинстинктивному отбору, что уже явилось бы в некотором роде примитивной
работой мысли.
После этого, вызывая в ней пристрастия к кушаньям и тщательно отбирая
те из них, которыми можно было воспользоваться, следовало добиться чего-то
вроде обратного воздействия тела на психику и тем самым постепенно расширить
круг едва заметной деятельности ее мозга.
И вот однажды я поставил перед ней две тарелки: одну - с супом,
другую - с очень сладким ванильным кремом. Я заставил ее поочередно
попробовать оба кушанья. Затем предоставил ей свободу выбора. Она съела
крем.
Вскоре я сделал ее лакомкой, такой лакомкой, что казалось, у нее в
голове была только одна мысль, или, вернее, только одно желание - поесть.