"Ги де Мопассан. Осечка" - читать интересную книгу автора

пятна, каким еще недавно казалось во мраке лицо молодой женщины. Только
фонарь кучера освещал четверку лошадей, шагом подымавшихся в гору.
По временам, сливаясь со звоном бубенцов, до нас доносился рокот
горного потока и вскоре затихал где-то далеко позади.
Я осторожно придвинул ногу и коснулся ее ноги - она не отодвинулась.
Тогда, боясь пошевелиться, я выждал немного и вдруг, переменив тон, завел
речь о нежности, о любви. Я протянул руку и коснулся ее руки - она не
отстранилась. Я продолжал говорить, склонившись еще ближе к ее уху, к самым
ее губам. Я ощущал уже, как бьется ее сердце у моей груди. Да, оно билось
часто и сильно - добрый знак; и тут я тихонько прильнул губами к ее шее,
уверенный в своей победе, настолько уверенный, что готов был держать пари на
что угодно
Но вдруг она рванулась, словно пробудившись от сна, рванулась прочь с
такой силой, что я едва не стукнулся лбом о стенку кареты. Затем, прежде чем
я успел опомниться, понять, сообразить, мне закатили сначала несколько
звонких пощечин, потом угостили целым градом тумаков; крепкие, яростные
удары настигали меня всюду, и я не мог обороняться в густом мраке, который
окутывал поле битвы.
Я шарил в темноте, пытаясь поймать и схватить ее за руки, но напрасно.
Потом, не зная, что делать, быстро отвернулся, подставив спину этой бешеной
атаке и спрятав голову меж кожаных подушек в углу кареты.
Она как будто поняла - может быть, по звуку ударов - мой отчаянный
оборонительный маневр и сразу перестала меня колотить.
Мгновение спустя она забилась в свой угол и разразилась рыданиями,
которые не утихали по крайней мере целый час.
Я отодвинулся, встревоженный и пристыженный. Хотел было заговорить, но
что я мог ей сказать? Мне ничего не приходило в голову. Просить извинения?
Это было бы глупо! Ну, а вы, что бы вы придумали на моем месте? Поверьте,
тоже ничего.
Она тихонько всхлипывала, тяжко вздыхая по временам, что меня и трогало
и огорчало. Мне хотелось бы утешить ее, поцеловать, как целуют обиженного
ребенка, попросить прощения, стать на колени. Но я не смел.
Бывают же такие дурацкие положения!
Наконец она успокоилась; мы сидели, каждый в своем углу, молча и
неподвижно, а карета все катилась, изредка останавливаясь для перепряжки
лошадей. Тогда мы оба поспешно зажмуривали глаза, чтобы не видеть друг друга
при ярком свете фонарей постоялого двора. Затем дилижанс снова трогался в
путь, и сладостный, благоуханный ветер корсиканских гор по-прежнему ласкал
нам щеки и губы, опьяняя меня, как вино.
Фу ты, черт, какое чудесное путешествие, если бы... если бы только моя
спутница не была такой дурой!
Между тем в карету медленно прокрались первые лучи, бледные лучи
рассвета. Я взглянул на соседку. Она притворялась спящей. Вскоре солнце,
поднявшись из-за гор, озарило огромный залив, синий-синий, обрамленный
высокими гранитными скалами. На берегу залива, еще окутанный дымкой,
показался белый город.
Тут моя спутница сделала вид, что проснулась; она раскрыла глаза,
красные от слез, открыла ротик и зевнула, точно после долгого сна. Потом
робко огляделась, покраснела и пролепетала:
- Скоро мы приедем?