"Ги де Мопассан. На пути в Кайруан" - читать интересную книгу автора

последней травинки, она внезапно, как по волшебству, чуть ли не в несколько
дней превращается в буйно-зеленую Нормандию, в Нормандию, опьяневшую от
зноя, где посевы наливаются таким богатым соком, что они у вас на глазах
выходят из земли, растут, желтеют и вызревают.
Эта равнина местами обрабатывается арабами чрезвычайно оригинальным
способом.
Они живут либо в белеющих вдали деревнях, либо в гурби - шалашах,
построенных из веток, либо в бурых остроконечных палатках, которые, подобно
огромным грибам, прячутся в сухом кустарнике или з зарослях кактусов. Если
последний урожай был обилен, арабы рано приготовляют пашню; но если засуха
довела их до голода, они обычно выжидают первых дождей, прежде чем решиться
высеять последнее зерно или испросить посевную ссуду у правительства,
которое дает ее довольно легко. Когда же проливные осенние дожди размочат
почву, арабы отправляются к каиду, в руках которого сосредоточены все
плодородные земли, или к новому землевладельцу-европейцу, который часто
сдает землю по более дорогой цене, но не обворовывает их и разрешает все
споры более справедливо и, конечно, неподкупно; они указывают выбранный ими
участок, обозначают границы, снимают его в аренду на один лишь сезон и
принимаются за обработку.
Тогда можно наблюдать удивительное зрелище! Всякий раз, как, покинув
бесплодные и каменистые районы, вы вступаете в плодородную местность, в
отдалении показываются неправдоподобные силуэты верблюдов, запряженных в
плуги. Высокое фантастическое животное тащит своим медленным шагом жиденькое
деревянное орудие, которое подталкивает сзади араб, одетый во что-то вроде
рубахи. Вскоре эти странные группы увеличиваются числом, потому что вы
приближаетесь к области, которая всех привлекает. Они движутся взад и
вперед, вкривь и вкось по всей равнине, эти невыразимые силуэты животного,
орудия и человека, причем все эти три составных элемента словно спаяны между
собою, образуя единое апокалиптическое, забавное в своей торжественности
существо.
Иногда верблюда заменяет корова, осел, а иногда даже женщина. Однажды я
видел женщину, запряженную в паре с осликом: она тащила тяжесть не хуже, чем
животное, а мужчина подталкивал сзади плуг, подгоняя эту жалкую упряжку.
Борозда, которую проводит араб, не так красива, глубока и пряма, как у
европейского пахаря; это зубчатая линия, петляющая как попало по поверхности
земли, вокруг кустиков африканского шиповника. Небрежный землепашец не
остановится, не нагнется, чтобы выполоть сорняк, растущий на его пути. Он
старательно обходит его, оберегает, заключая в кривые извилины своей пахоты,
как нечто драгоценное, как нечто священное. И поэтому поля покрыты здесь
кустиками, иные из которых так малы, что вырвать их рукой ничего не стоит.
Один вид этих посевов, представляющих смесь злаков и сорняка, под конец так
раздражает, что хочется взять мотыгу и прополоть эти поля, где среди кустов
дикого шиповника движется фантастическая тройка: верблюд, плуг и араб.
В этом спокойном равнодушии, в этом уважении к растению, выросшему на
божьей земле, мы снова встречаемся с фаталистической душой жителя Востока.
Раз оно здесь выросло, это растение, на то, несомненно, была воля господа.
Зачем разрушать и уничтожать дело его рук? Не лучше ли свернуть в сторону и
обойти сорняк? Если он разрастется настолько, что заполнит весь участок,
разве нет другой земли подальше? Зачем брать на себя этот труд, делать
лишнее движение, лишнее усилие, увеличивать неизбежную работу лишней