"Уорд Мур. Парень, который женился на дочке Мэксилла (Сборник зарубежной фантастики)" - читать интересную книгу автора

Главным его интересом были машины. В шесть лет он починил старенький
велосипед, на котором катались все девчонки Мэксиллы по очереди, пока он
окончательно не вышел из строя. То есть до тех пор, пока Эш-младший не
принялся за дело. В восемь он возвращал к жизни ветхие будильники, в
десять налаживал трактор лучше, чем это делали в хенритонском гараже.
Наверно, Нэн должна была гордиться сыном, который мог бы стать великим
инженером или изобретателем. К несчастью, ей куда меньше нравился мир
атомного и водородного оружия, чем тот, который она знала девчонкой,
несмотря на депрессию.
Неужели она старела? Ей было чуть за сорок, тонкие морщины на лице,
слегка проступившие вены на руках были заметны куда меньше, чем те же
признаки у женщин на пять-шесть лет моложе. Все же когда она смотрела на
гладкие щеки Эша, не изменившиеся с того дня, когда Джози привела его с
южного пастбища, она испытывала сильный страх.
- Сколько тебе лет? - спрашивала она. - На самом деле - сколько?
- Столько же, сколько и тебе.
- Нет, - настаивала она. - Это красивая фраза. Я хочу знать.
- Как выразить мой возраст в земных годах? Революциями, вращением
планет вокруг Солнца? Это было бы бессмысленно, даже если бы я знал высшую
математику и умел бы переводить одно математическое измерение в другое.
Смотри на это так: пшеница старится в шесть месяцев, а дуб молод и в
пятьдесят лет.
- Ты что, бессмертен?
- Не более тебя. Я умру вместе с тобой.
- Но ты не стареешь.
- Я и не болею. Мое тело не подвержено слабости и разрушению, как у
моих далеких предков. Но ведь я родился - стало быть, и должен умереть.
- Ты будешь молодым, а я стану старухой, Эш...
Да, подумала она, хорошо тебе говорить. Тебя не волнует, что болтают
люди, тебя не трогают насмешки и чужая злоба. Не любила бы я тебя так,
назвала бы бесчеловечным. Каждое сверхчеловеческое существо несет в себе
нечто бесчеловечное. Да, да, все мы эгоистичные, жадные, жестокие,
ограниченные, омерзительные. Надо ли презирать нас за то, что мы не видим
выше своей головы и неспособны наблюдать за собой с осуждением и
отчуждением миллиона грядущих поколений? Наверно, надо. Но тут должен быть
самоприговор, а не предостережение, даже не пример высшего существа.
Она не жалела, что вышла за Эша, она ничего не хотела бы изменить. Но в
ней был жалобный протест: она-то старается, а он - нет. Ни приобретенная
мудрость, ни раздумья не могли примирить ее с этой мыслью, она не могла не
содрогаться, когда представляла себе взгляды, вопросы, насмешки над
женщиной пятидесяти, шестидесяти, семидесяти лет - женой мальчика двадцати
с небольшим. А если Эш-младший унаследует от отца невосприимчивость ко
всему, которая, кажется, у него уже есть? Мысленно она видела, при всей
нелепости такой картины, как она, состарившись, глядит то на одного, то на
другого и не сразу может отличить мужа от сына. Поглощенная горем и
печалью, она отдалилась от знакомых, почти ни с кем не говорила, целыми
часами бродила далеко от дома, погрузившись в неприятные мысли и ощущения.
Так, среди жаркой солнечной тишины августовского дня она услышала ту
музыку.
Она сразу поняла. Музыка несомненно напоминала мычание Эша, но еще