"Майкл Муркок. Бордель на Розенштрассе" - читать интересную книгу автора

рукав и ища взглядом вино, которое он нам предложил. Экарт выглядит как
фермер. Какой-то весь округлый и умиротворенный. Его легко можно представить
на псовой охоте где-нибудь в Баварии. "Вы хотели бы с ним встретиться? На
следующей неделе у меня будет вечеринка". - "Мы будем очень рады", -
отвечает Александра. Я же, прежде чем принять приглашение, решаю узнать
имена других гостей. Я опасаюсь любопытства Александры. Мне уже известно, на
что она способна, ставя перед собой цель получить удовлетворение. Пападакис
приносит мне овсяную кашу. На завтрак, который я ем в обществе Александры,
подаются копченый лосось и шампанское. Не так давно мне было мучительно
трудно есть даже овсяную кашу; казалось, что у нее слишком резкий острый
вкус, обжигающий мое небо, теперь же она кажется мне безвкусной и пресной.
Пападакис подсказывает мне, что сегодня следует пригласить врача. Я сержусь
и отказываюсь от этой затеи. "Я впервые за два последних года чувствую себя
хорошо", - говорю я ему. Он отправляется в город за почтой. Примерно за год
до возвращения в Майренбург я навестил своего брата Вольфганга, живущего в
Саксонии. Он только что вылечился от туберкулеза. "Мое выздоровление было
совершенно внезапным, подобным чуду, - уверял он меня. - Болезнь могла
сломить меня. Я стал ее рабом. Но силы постепенно возвращались ко мне, и в
то же время я ужасно сожалел, что пропадает то лихорадочное состояние,
которое сопровождало болезнь в течение более чем четырех лет. Оно вызывало у
меня эротические ощущения. Когда наступило выздоровление, я пережил самую
острую депрессию. Мне казалось, что я вновь очутился в мире, обычные
удовольствия которого меня больше не удовлетворяют". В то время я не совсем
понял его. Теперь же я отлично осознаю, что он хотел сказать. Бывает такое
расслабляющее бредовое состояние, за которое отчаянно цепляются так долго,
что чувствуют себя его жертвой. И только когда оно оставляет нас, мы
начинаем воспринимать его как отклонение от повседневности. "Мир стал теперь
таким скучным, нужным, Рикки", - признался мне брат. Он стал много пить.
Если бы он не боялся потерять свое положение дипломата, он бы очень быстро
превратился в законченного алкоголика. До последнего часа жизни у него было
такое выражение лица, как будто он некогда испытал райское блаженство.
Появляется Пападакис и помогает мне совершить все гигиенические процедуры.
Сегодня было не так мучительно мочиться. Я чувствую, что уже смирился со
страданиями, связанными с моей болезнью. Но я тороплюсь вернуться в
Майренбург и подгоняю Пападакиса, чтобы он поскорее исчез.
Ночи в Майренбурге и спокойные и таинственные одновременно; такими
бывают идеальные любовницы. Тени, кажется, не скрывают никакой опасности, а
огни не освещают ничего уродливого. Виды, которые могли бы привести в
отчаяние, остаются скрытыми. Город безмятежен. Майренбург - интеллигентный
город, он всегда готов воспринять все то новое, что появляется вокруг.
Уверенный в себе, он сам себе хозяин. В его стенах скрываются тайные агенты
трех империй, наблюдая друг за другом, замышляя заговоры, и он терпеливо
позволяет им это делать. Политические ссыльные произносят речи, публикуют
свои газетки, и пока ничто не угрожает его собственному покою, он не
препятствуют этому. В кафе "Славия", покрашенном белой и коричневой краской
заведении, расположенном на пересечении улицы Каналштрассе с переулком
Каспергассе, молодые националисты принимают гостя. Это некий Раканаспиа,
неизвестно откуда родом, друг Кропоткина и Бакунина.
Многие считают, что он вращается в аристократических кругах. В этот
вечер он яростно клеймит позором привилегии, национализм и обсуждает с