"Майкл Муркок. Город в осенних звездах" - читать интересную книгу автора

маскировка и доводы не сумеют убедить некоего подозрительного фанатика от
революции, я собирался прибегнуть к помощи двух кремневых ружей, спрятанных
у меня под плащом.
Признаюсь, я все же не мог не испытывать некоторого отчаяния по поводу
краха моей карьеры и крушения политических наших грез. В прошлом году
Франция предала своего короля смертной казни и объявила себя Республикой. А
сейчас мимолетный каприз толпы обратился в единственный закон... и
Робеспьер уже скоро это поймет. Я чувствовал себя жестоко преданным:
Революцией, людьми, которых я обнимал как братьев, неумолимыми
Обстоятельствами и,-как это бывает всегда,-самим Господом Богом.
Не будучи рьяным приверженцем как деспотии, так и дворянских всех
привилегий, поначалу я восхвалял Революцию, а потом стал и служить ей, по
крайней уж мере, сделался депутатом Учредительного Собрания. Но, когда
кровь полилась чрезмерно и несправедливо, я, как и Пейн, поднял свой голос
против разгула сего лицемерия и лжи, сей вырожденческой оргии мести и
звериной жестокости! И,-опять же, как Пейн,-будучи иностранцем, я встретил
внезапное неприятие и даже вражду со стороны тех же соратников и товарищей
моих, права и свободу которых я прежде отстаивал.
Они заявили, что преступления толпы не превосходят преступных деяний
аристократов, просто Толпа не скрывает их лицемерно, своих преступлений.
Для меня, впрочем, это не было оправданием. Довод сей сам по себе мог
служить ярчайшею иллюстрацией к их обедненным и извращенным душам,
погрязшим во злобе.
Такова была вкратце суть моего заявления соратникам-депутатам с которым
выступил я, когда сомнения мои обратились в уверенность после того, как
стал я свидетелем "Дней сентября",-дней, когда Зверь рыскал во всей
устрашающей своей жестокости по улицам Парижа, нахлобучив на голову шляпу
Свободы и вытирая о флаг Свободы окровавленную свою пасть.
Впервые увидел я этого Зверя под сияющим небом позднего лета, когда на рю
Дофин вывезли шесть карет с арестованными священнослужителями. Сначала
толпа лишь обрубала руки, протянутые в окна,-руки, ищущие Милосердия,-а
потом растерзала святых отцов в клочья. В тот же день чернь ворвалась в
монастырь кармелитов, неподалеку от рю де Вожирар. Монахи все были зверски
убиты, тела их-сброшены в монастырский колодец. Были захвачены тюрьмы,
беззащитные арестанты их-перебиты. Убийства невинных множились с каждым
часом. Опьяненные произволом своим сентябристы тащили и старых, и малых,
жалких безумцев и людей нормальных в тюремные дворы и там насаживали их на
пики. Хорошо, если единый удар сразу же добивал узника насмерть в его же
камере, где ждал он суда... ибо жестокие эти звери рубили жертв топорами,
раскалывая черепа как орехи. Я привык уже к зрелищу груд изуродованных тех
трупов. Тела бросали на улицах на потеху толпе. Сморщенные старухи волочили
на тротуары еще не остывшие трупы молоденьких мальчиков, дергая и тряся
бездыханных своих партнеров по чудовищному похотливому танцу в извращенной
пародии на несбыточную человеческую мечту. В тюрьме Ла Птит-Форс с
герцогини де Ламбаль сорвали одежды, опозорив перед толпою, и насиловали ее
на глазах черни снова и снова. Ей отрезали груди, а потом, еще живую, вновь
подвергли всяческим непотребствам.
При этом мучители благородной дамы то и дело стирали кровь с ее кожи,
дабы Толпа узрела аристократическую ее бледность.
Когда бедная женщина наконец испустила дух, тот же самый "кавалер", что