"Люси Мод Монтгомери. Аня из Шумящих Тополей " - читать интересную книгу автора

появился лишний повод почесать языки.
Всех трех очень заинтересовало мое колечко из жемчужинок и то, что с ним
связано. Тетушка Кейт показала мне свое "колечко невесты" (она не может
носить его теперь: оно ей мало) со вставкой из бирюзы. Но бедная тетушка
Четти призналась мне со слезами на глазах, что у нее никогда не было такого
колечка, - ее муж считал, что это ненужный расход. Она рассказала мне об
этом, пока сидела в моей комнате с масочкой из пахты на лице. Она делает
такую масочку каждый вечер, чтобы сохранить цвет лица, и взяла с меня клятву
сохранить все в тайне, так как не хочет, чтобы об этом узнала тетушка Кейт.
- Она решит, что это смешное тщеславие для женщины моего возраста. А
Ребекка Дью, несомненно, считает, что ни одна христианка не должна стараться
быть красивой. Раньше я обычно прокрадывалась на кухню, когда Кейт заснет,
но вечно дрожала от страха, что Ребекка Дью спустится за чем-нибудь вниз. У
нее слух, как у кошки, - даже во сне. Если бы я могла потихоньку заходить
вечером к вам и делать масочку здесь... Ах, спасибо, душенька!
Мне удалось разузнать кое-что о наших соседях из Ельника. Хозяйке дома,
миссис Кембл (в девичестве она тоже была Прингль!), восемьдесят лет. Я не
видела ее, но, насколько мне удалось выяснить, это очень мрачная старая
леди. У нее есть служанка, почти такая же мрачная и древняя, Марта Монкман,
которую обычно именуют "Женщиной миссис Кембл". А еще у нее живет ее
правнучка, Элизабет Грейсон. Ей восемь лет, и она учится в начальной школе,
куда ходит "короткой дорогой" - через огороды, так что я еще ни разу не
встретила ее, несмотря на то что живу здесь уже две недели. Ее покойная
мать, внучка миссис Грейсон, рано осталась сиротой и воспитывалась у
бабушки, а потом вышла замуж за некоего Пирса Грейсона - "янки", как сказала
бы миссис Линд, - и умерла при рождении Элизабет. Поскольку Пирсу Грейсону
вскоре пришлось покинуть Америку, чтобы заняться делами парижского отделения
своей фирмы, ребенка отправили к старой миссис Кембл. Говорят, будто он
"видеть не мог" младенца, стоившего жизни несчастной матери, и поэтому до
сих пор совсем не интересуется девочкой. Хотя, разумеется, это могут быть
лишь пустые слухи, так как ни миссис Кембл, ни ее Женщина никогда ничего о
нем не рассказывают.
Ребекка Дью говорит, что обе они слишком строги с маленькой Элизабет, и
бедняжке живется невесело.
- Она не такая, как другие дети, - слишком взрослая для своих восьми
лет... А уж скажет иногда такое! "Ребекка, - говорит мне как-то раз, - а
что, если собираешься лечь спать и вдруг чувствуешь, что за ногу что-то
схватило и держит?" Неудивительно, что она боится ложиться спать в темноте.
А они бедняжку заставляют! Миссис Кембл говорит, что в ее доме трусов быть
не должно. Следят за ней, как две кошки за мышкой, шагу ступить не дают.
Едва лишь она зашумит немножко, они чуть в обморок не падают. Все время
"тише" да "тише". Они ее в могилу вгонят этим своим "тише-тише"! А что тут
сделаешь? Действительно, что?
Мне хотелось бы взглянуть на нее. Мне кажется, она должна вызывать
жалость. Хотя тетушка Кейт говорит, что девочка ухожена, - на самом деле
тетушка Кейт выразилась так: "Кормят и одевают ее хорошо". Но и ребенок
живет не хлебом единым. Мне никогда не забыть, какой была моя собственная
жизнь, прежде чем я поселилась в Зеленых Мезонинах.
В следующую пятницу я еду домой, чтобы провести два чудесных дня в
Авонлее. Единственная неприятность - это то, что все, кого я там увижу,