"Люси Монтгомери. Энн в Саммерсайде ("История Энн Ширли" #4) " - читать интересную книгу автора

под ее дудку.
Меня накормили изысканным ужином. Вода в графине была словно только что
из родника, салфетки сияли белизной, ели мы на сервизе тончайшего фарфора.
Прислуживавшая за столом горничная держала себя с таким же аристократическим
высокомерием, как и ее госпожи. Каждый раз, когда я обращалась к мисс Саре,
она притворялась, что плохо слышит. Вся эта вкусная еда комом становилась у
меня в горле, и постепенно меня охватила полная паника. Так, наверное,
чувствует себя муха, прилипшая к клейкой бумаге. Нет, Джильберт, я никогда,
никогда не смогу преодолеть вражду "королевского семейства"! Видимо, по
окончании семестра придется подать в отставку. Куда мне тягаться с ними!
После ужина хозяйки показали мне дом, и, несмотря ни на что, мне было
немного жаль и их, и этот дом. Когда-то здесь шла жизнь... рождались дети...
умирали... здесь испытывали радость, горе, страх, отчаяние, любовь,
ненависть, надежду. А теперь остались одни воспоминания, которыми живут эти
две старухи... и гордость.
Сегодня вечером, меняя мне постельное белье, тетя Шатти пришла в
ужасное расстройство, обнаружив в центре простыни заглаженную складку в виде
ромба. Она убеждена, что такая складка - предзнаменование смерти в доме.
Тетя Кэт с презрением сказала, что это глупое суеверие. Но, честно говоря, я
люблю суеверных людей. Они придают краску жизни. Какой это был бы скучный
мир, если бы все были здравомыслящи и добродетельны!.. О чем бы мы тогда
судачили?
Два дня назад наш дом постигла катастрофа: Мукомол пренебрег призывами
Ребекки Дью и провел ночь на улице. А когда явился утром домой - боже, на
что он был похож! Один глаз заплыл, на челюсти опухоль размером с яйцо, вся
шерсть в грязи, и одна лапа прокушена насквозь. Но единственный здоровый
глаз сверкал торжеством победителя, и в нем не было ни капли раскаяния.
Вдовы пришли в ужас, а Ребекка Дью неожиданно встала на сторону кота:
- Ему за всю жизнь ни разу не дали как следует подраться. Держу пари,
он отделал своего соперника еще почище!
С гавани наплывает туман и постепенно скрывает дорогу, которая так
интригует Элизабет. Во всех садах жгут сухие листья, и сочетание дыма и
тумана придает нашей Аллее Оборотней действительно потусторонний
заколдованный вид. Уже поздно, и кровать манит меня. Я привыкла забираться в
нее по лесенке... и так же спускаться. Ой, Джильберт, я никому об этом не
рассказывала, но тебе расскажу - уж очень это смешно! Когда я первый раз
проснулась в Звонких Тополях, я, совершенно забыв про лесенку, выскочила из
постели и - рухнула на пол, по выражению Ребекки Дью, как тысяча кирпичей. К
счастью, костей я не сломала, но синяками украсилась.
Мы с Элизабет уже по-настоящему подружились Она теперь сама приходит за
молоком, потому чтоМарта лежит, как выражается Ребекка Дью, "с брункитой", и
мы так и разговариваем через калитку, которую не отпирали уже много лет.
Элизабет растягивает стакан молока как можно дольше, чтобы досыта со мной
наговориться. И когда она допивает последнюю каплю, в окне ее мрачного дома
всегда раздается громкий стук.
Оказывается, главная радость, которую ей принесет Завтра, это письмо от
отца. Он не написал ей ни разу. Понять не могу, есть ли у этого человека
сердце.
- Ну, допустим, мисс Ширли, что он глядеть на меня не хотел, но ведь
письмо-то можно написать и не глядя.