"Шарль Луи Монтескье. Персидские письма" - читать интересную книгу автора

скромности. Я привожу их в уныние, беспрестанно твердя им о слабости их пола
и о власти их господина. Вслед за тем я начинаю сетовать, что вынужден быть
столь суровым, и делаю вид, будто хочу растолковать им, что нет у меня
другого побуждения, кроме их же собственной выгоды и моей великой
привязанности к ним.
Но, конечно, и у меня бывает множество неприятностей, а мстительные
женщины все время изощряются, как бы причинить мне еще большие огорчения,
чем те, которые я причиняю им. Они умеют наносить страшные удары. Между нами
происходит как бы прилив и отлив власти и подчинения. Они постоянно
взваливают на меня самые унизительные обязанности; они выражают мне
беспримерное презрение и, не считаясь с моей старостью раз по десять
поднимают меня ночью из-за малейшей безделицы. На меня беспрестанно сыплются
приказания, поручения, обязанности, прихоти; женщины словно нарочно
сговариваются задавать мне работу, и их причуды сменяют одна другую. Часто
они забавляются тем, что требуют от меня все новых и новых забот; они
подучивают людей сообщать мне ложные сведения: то мне говорят, будто подле
стен сераля появился какой-то юноша, то, что слышен какой-то шум или что
кому-то собираются передать письмо. Все это тревожит меня, а они смеются над
моей тревогой; они радуются, когда видят, как я таким образом сам себя
мучаю. Иногда они держат меня за дверью и принуждают день и ночь быть
прикованным к ней; они ловко притворяются больными, разыгрывают обмороки и
страхи; у них нет недостатка в предлогах, чтобы завести меня, куда им
угодно. В подобных случаях необходимо слепое повиновение и безграничная
снисходительность: отказ в устах такого человека, как я, был бы чем-то
неслыханным, и если бы я замешкался в послушании, они были бы вправе меня
наказать. Я предпочитаю скорее расстаться с жизнью, дорогой мой Ибби, чем
опуститься до такого унижения.
Это еще не все; я ни одной минуты не уверен в благосклонности моего
господина: так много здесь женщин, близких его сердцу, зато враждебных мне и
думающих только о том, как бы погубить меня. Им принадлежат минуты, когда
они могут не слушаться меня, минуты, когда им ни в чем не отказывают,
минуты, когда я всегда буду неправ. Я провожаю в постель моего господина
женщин, рассерженных на меня: и ты думаешь, они действуют в мою пользу и
сила на моей стороне? Я всего могу ожидать от их слез, их вздохов, их
объятий и даже от их наслаждений: ведь они находятся на месте своего
торжества. Их прелести становятся опасными для меня; их услужливость в эту
минуту мгновенно стирает все мои прошлые заслуги, и ничто не может мне
поручиться за господина, который сам себе больше не принадлежит.
Сколько раз случалось мне отходить ко сну, будучи в милости, а поутру
вставать в опале! Что сделал я в тот день, когда меня с таким позором гоняли
кнутьями по всему сералю? Я оставил одну из жен в объятиях моего господина.
Как только он воспламенился, она залилась потоками слез, стала жаловаться на
меня, и притом так ловко, что жалобы становились все трогательнее по мере
того, как росла пробужденная ею страсть. На что мог я опереться в такую
трудную минуту? Я погибал в то время, когда меньше всего этого ожидал; я пал
жертвою любовных переговоров и союза, заключенного вздохами. Вот, дорогой
Ибби, в каком жестоком положении прожил я всю жизнь.
Какой ты счастливец! Твои заботы ограничиваются особой самого Узбека.
Тебе легко угождать ему и сохранить его расположение до конца дней твоих.