"Люси Монро. Желая тебя ("Наемник" #2) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Монро Люси)Глава 13Но в течение следующей пары часов Даниэлю так и не выпало шанса поговорить с Джози наедине. Сначала детектив Стоун из отдела поджогов и взрывчатых веществ объявился у них раньше на десять минут, а затем, проводив Клер, вернулся Хотвайр, принеся с собой коробку с новеньким ноутбуком для Джози. Она пришла в такой восторг, что и Даниэлю, и детективу пришлось прервать разговор и сидеть сложа руки, пока девушка обстоятельно выспрашивала у Хотвайра о возможностях этой модели. Разговор в конечном итоге свелся к расследованию. После того как Джози показала фотографию Джонса детективу, тот заметно подобрел и сообщил, что координаты местонахождения ноутбука совпадают с данными о расположении базы одной экстремистской группировки, известной своими расистскими взглядами. К сожалению, согласно данным разведки ФБР, добраться до этого места можно только двумя путями: первый — по дну узкого ущелья, где надо будет передвигаться пешком или на мощном мини-вездеходе, а второй — по воздуху. Причем, воспользовавшись вертолетом, они вряд ли смогут приземлиться достаточно близко к лагерю и сохранить в тайне свое прибытие. — А как насчет того, чтобы десантироваться на парашютах? — спросила Джози. — Чтобы нас не засекли, нужен затяжной прыжок из самолета. Да еще и с большой высоты, — быстро ответил Даниэль, опередив детектива. — К тому же мы не сможем приземлиться точно на цель, так как для этого необходим открытый участок земли. Детектив только покачал головой: — Ни одному из вас не удастся спуститься незамеченным. В том районе начато официальное расследование ФБР в тесном взаимодействии с Национальной лесной службой и другими государственными структурами. И вряд ли эти парни будут настроены дружелюбно к кучке наемников, наступающих им на пятки. — Я больше не наемник, — сообщила Джози. — Но вы и не сотрудник ФБР, мисс. Не лезьте в это дело, — прозвучал непреклонный ответ детектива. Джози с мятежным видом поджала губы, такое выражение лица было хорошо знакомо Даниэлю и означало, что легко она не сдастся. — Они пытались убить моего отца. И я хочу знать, почему. — Вы бы лучше направили свое рвение на поиски мистера Маккола, пока это за вас не сделали преступники, — отрезал офицер, смутив Джози резкостью ответа, что, по мнению Даниэля, было сродни подвигу. — Да, и еще, мисс, если вы будете вмешиваться в федеральное расследование, против вас могут выдвинуть обвинения. — Я абсолютно не собираюсь мешать им, — произнесла девушка тем тоном, который обычно заставлял мужчин съежиться. А вот детектив Стоун лишь спокойно кивнул: — Рад слышать, мисс. Если вы оставите идею с самолетом, всем нам будет только лучше. Злобно посверкивая глазами, Джози уже приоткрыла рот, чтобы поставить полицейского на место, и Даниэль понял, что пришло время вмешаться: — Почему эта группа так враждебно настроена против Тайлера Маккола? Детектив встретился взглядом с Даниэлем: — Вы ведь недавно стали совладельцем школы, правильно я понимаю? — Да. — Так вот, это тоже могло стать причиной. Эта группировка, согласно своей идеологии, преследует белых, имеющих деловые или иные связи с представителями других рас. — Но это же смешно, — выпалила Джози, стрельнув в сторону полицейского зелеными, как мох, глазами, в которых явно читалась насмешка. Она вела себя безрассудно, так как офицер недвусмысленно приказал держаться в стороне от расследования. — Согласен с вами, мисс. Я просто привел вам одну из возможных причин их агрессивного настроя. — Но почему своей мишенью они выбрали именно его, когда в США огромное количество бизнесменов, имеющих деловых партнеров другого цвета кожи? — Девушка сильно нахмурилась, обдумывая слова детектива, а потом сказала: — Ваше предположение слишком уж шаткое. Кроме того, нам известно, что по крайней мере один из преступников проходил обучение у отца. Значит, надо искать нечто, непосредственно связанное со школой. — Какую подготовку Джонс прошел в лагере? — спросил детектив. Джози просмотрела распечатки, которые Даниэль положил на стол, и вытащив один из листков, передала его полицейскому: — Курс, посвященный новейшим взрывчатым веществам и высокотехнологичным методам ведения войны. Более подробная информация указана здесь. Мужчина взял листок и бегло просмотрел, после чего на его лице застыло холодное и осуждающее выражение: — То есть именно та информация, которая, по нашему глубокому убеждению, ни в коем случае не должна попадать в руки внутренних террористических группировок. — Отец тщательно проверяет потенциальных учеников. Если по результатам проверки оказывается, что они имеют хотя бы отдаленное отношение к внутренним или международным экстремистским группировкам, то их заявка отклоняется. Детектива ее слова явно не впечатлили: — Но ведь сфальсифицировать личные данные очень легко. Вряд ли ваш отец может гарантировать, что письменные рекомендации мужчин и женщин, которых он намерен обучать действительно достоверны. Джози и Даниэль переглянулись, подумав об одном и том же, ведь совсем недавно сами обсуждали этот вопрос. Потом девушка перевела взгляд обратно на офицера: — Даже национальные вооруженные силы этого не гарантируют, но ведь до сих пор никто не отменил ни одного призыва. Твердые губы детектива насмешливо изогнулись: — Очко в вашу пользу, мисс. Но факты говорят, что в лагере вашего отца все-таки прошли подготовку несколько боевиков-террористов. И как мне думается, эти люди отнюдь не дураки и, безусловно, не заинтересованы в том, чтобы в картотеке школы остались хоть какие-то записи об их обучении, — сказав это, детектив красноречивым жестом помахал листком бумаги перед лицом Джози. — Значит, вы полагаете, они сравняли лагерь с землей, пытались убить отца и ворвались в мой дом только затем, чтобы никто не узнал, какие спецкурсы им преподавали? — недоверчиво спросила Джози. Детектив пожал плечами с видом человека, давно смирившегося с подобным положением вещей и бесконечно утомленного тяжелым грузом знаний о несовершенстве человеческой натуры: — В данный момент мы с вами говорим о фанатиках, мисс. О людях такого сорта, что, не задумываясь, взорвут даже начальную школу, если она будет угрожать осуществлению их планов. Хотвайр уже отправился встречать Клер после занятий, а Джози все еще отрешенно обдумывала, подозревал ли отец, что в лагере обучались будущие террористы, и могло ли это в конечном итоге стать причиной нападения? Местная полиция разогнала репортеров, но самые настырные вернулись, продолжая досаждать своим присутствием, правда, уже на тротуаре. Они попытались было снова расположиться на лужайке, но вынуждены были отступить, после того как к ним вышел Даниэль и застыл в угрожающем безмолвии, излучая гнев каждой клеточкой мощного тела. Выиграв это противостояние, мужчина вернулся в дом и занялся изучением новой порции распечаток, которые Джози сделала чуть раньше, несмотря на недвусмысленное указание детектива прекратить расследование, предоставив его официальным властям. Хотя Стоун и изъял у нее флэш-карту, потребовать, чтобы она удалила базу, предусмотрительно скопированную на ноутбук Хотвайра, детектив все же не мог. Да и Джози об этом благоразумно помалкивала. Сейчас девушка пыталась вычислить «мертвые души», данными которых мог воспользоваться отец, создавая себе легенду. Эти поиски потребовали кропотливого изучения огромного количества информации, но пока положительного результата она не получила. Правда Джози была полна решимости перелопатить хоть все телефонные книги каждого крупного округа в США, только бы это помогло отыскать отца. Проверив электронную почту, Джози увидела, что ей поступило сообщение, посланное автоматической системой рассылки одной из тех баз данных, куда она отправляла запросы. В нем говорилось о сделке с недвижимостью, которая была проведена пять лет назад в пустынном районе Невады, на имя Эндрю Тэйлора — сослуживца отца по Вьетнаму. Этот мужчина, согласно дневникам, был мертв уже почти десять лет. Окрыленная успехом, девушка задала новые параметры поиска, ограничившись на этот раз конкретным именем и местностью, прилегающей к району, указанному в письме, и получила еще кое-какие любопытные сведения. Джози аккуратно переписала полученную информацию, и впервые с тех пор как отец исчез из больничной палаты вздохнула с облегчением, даже несмотря на то, что его память по-прежнему оставалась для нее под вопросом. — Мне тридцать два. Джози так увлеклась, что даже вздрогнула, услышав голос Даниэля позади себя. Она крутанулась на стуле, ее пульс участился: — Что? Мужчина стоял, скрестив руки на груди и небрежно привалившись к дверному косяку, а его иссиня-черные волосы подчеркивали мужественные черты лица. — Мне тридцать два года, — повторил Даниэль. — А мне двадцать шесть. И что дальше? — А то, что все остальные уверены, что мне уже тридцать четыре. — Все? — Да, кроме старшины Корделла. — Почему? — Потому что именно так я всем и сказал. — О?! Это она сошла с ума или он? Большинство людей врали о возрасте, чтобы прослыть моложе, чем были на самом деле, но уж никак не старше. — Я завербовался в армию, как только мне исполнилось шестнадцать, поэтому, чтобы меня взяли, пришлось солгать. И, в отличие от тебя, я мастерски лгу. У меня большая практика. Джози была не вполне уверена, что правильно понимает его слова: — Но твое свидетельство о рождении… — Подделка. — Я так полагаю, ты хочешь мне что-то сказать, но не совсем понимаю, что именно. Каждая черточка лица Даниэля буквально источала дикое напряжение, которое ему удавалось пока держать под контролем. — Я сбежал из дома в шестнадцать лет, потому что отец избивал меня всякий раз, когда приходил в ярость. Выпивка делала его особенно жестоким, а пил он все больше и больше. Даниэль как-то сказал, что его мать умерла. Может, отец топил свое горе в вине. Некоторые мужчины так поступали. — Твоя мама тогда уже умерла? — Нет. Но сбежал я из-за нее. Джози ощутила, как от нехороших предчувствий ее желудок словно завязался в тугой узел: — Почему? — Они все время спорили из-за меня. Мама хотела, чтобы я пошел в колледж, добился чего-то в жизни. А отец от этого приходил в ярость. Упрекал ее, дескать, она считает его неудачником, потому что у него самого нет образования. — Даниэль оттолкнулся от косяка и прошел в комнату, во всей его фигуре чувствовалось возросшее напряжение. — Гром вырос в резервации. Он был приверженцем старых традиций, занимался народным промыслом и, чтобы хватало на жизнь, продавал свои работы заезжим туристам в местной сувенирной лавке. — Твоя мама была этим недовольна? На какие-то доли секунды черты лица Даниэля исказилось, а потом снова разгладились, сложившись в привычную непроницаемую маску. — Не совсем так, ведь она попала в резервацию в шестнадцать лет, когда с ее родителями произошел несчастный случай — они погибли на морской прогулке. Поэтому ей и пришлось перебраться к моему прадеду. — Там они и познакомились? — Да. Мать никогда не жаловалась на свою жизнь, но хотела, чтобы я повидал мир за пределами резервации. Она верила, что место, где родился человек, не должно предопределять его судьбу. Как это было знакомо Джози, ведь и она сама боролась за то же самое. То, что она родилась дочерью военного, еще не делало ее саму солдатом. — Умная леди. — Не слишком-то и умная, раз не ушла от него. Отец говорил, будто бы мама хотела, чтобы я отрекся от своих корней и уехал из резервации потому, что, мол, наш образ жизни не был достаточно хорош для нее. И всякий раз, когда он напивался, одними криками и обвинениями дело не заканчивалось. — Он бил ее? — Иногда только орал, а порой вопил до тех пор, пока полностью не срывал голос и тогда набрасывался на маму. У него всегда был вспыльчивый характер, но все же главным образом это моя вина. Если бы я не сбежал в поисках лучшей доли, он вряд ли обезумел бы до такой степени. Сердце Джози болезненно сжалось, когда она расслышала в голосе Даниэля подлинное страдание и искреннюю веру в то, что он нес ответственность за нехватку самообладания у отца или за добровольный выбор матери терпеть весь этот кошмар. В глазах Даниэля застыла боль, и девушка мучилась оттого, что не могла утешить его. — Но хуже всего то, что я так и не оправдал маминых надежд. Я ведь всегда хотел быть солдатом: еще с тех пор, как был совсем маленьким. Я мечтал научиться сражаться и всегда выходить из схватки победителем, чтобы отец не мог и дальше избивать нас. — Что было потом? — После того как я отслужил свой первый контракт, мама попросила меня уйти из армии и вернуться домой, в резервацию, чтобы заботиться об отце. Он уже очень сильно пил, и ему стало тяжело работать. — Но ты отказался. — Я стал рейнджером, и впервые в жизни гордился собой. Я просил маму уйти от отца, говорил, что позабочусь о ней, но она отказалась. Твердила, что любит его. Последние слова Даниэль произнес с таким презрением, что Джози наконец-то поняла, почему он не верил в любовь. Его мать использовала это прекрасное чувство как оправдание своему желанию и дальше оставаться в унизительном положении, которое в конце концов разрушило ее семью и разлучило с сыном. — А спустя год, уже подписав второй контракт, я узнал, что отец, в очередной раз выйдя из себя, швырнул маму об стену. Она ударилась о какой-то выступ, потеряла сознание и впала в состояние глубокой комы. Я тотчас же вылетел домой и просидел у больничной койки три дня, но она умерла, не приходя в сознание. Значит, Даниэлю было отказано даже в том, чтобы попрощаться и сказать, как сильно он ее любил. Глаза Джози защипало от слез. — Ты ни в чем не виноват. Твоя мама сама не захотела прекратить эту разрушительную связь. Она понимала, чем рискует, но все равно осталась. — Будь я дома, смог бы остановить отца. Я должен был уйти из армии и оберегать ее, но я совершенно никчемен, когда дело касается заботы о ком-то. — Твоя мама не просила, чтобы ты вернулся домой и защитил ее. Наоборот, она хотела, чтобы ты приехал и стал опекать пьяницу-отца, — запальчиво произнесла Джози, — разве не так? — Так, — глухо ответил Даниэль. — Твоя мать хотела защиты для отца, а не для себя, но, думаю, ты не стал бы следовать ее желанию, а вмазал бы ему хорошенько, когда он в очередной раз распустил бы руки. А уж после этого она точно выставила бы тебя из дома, обвинив в недостатке терпимости. У Джози имелся небольшой опыт общения с жертвами семейного насилия, так как Клер привела ее как-то в один из женских реабилитационных центров, чтобы она дала пару уроков самозащиты этим бедолагам. Большинство находившихся там женщин хотели бы изменить свою жизнь, но их абсолютно неверное представление о природе подобных отношений никак не позволяло им покончить с ролью жертвы. Даниэль двинулся к ней с мрачным выражением лица: — Ты неправа. Я уже был взрослым. И если бы я тогда поторопился вернуться домой, если бы меня больше заботила безопасность матери, чем моя чертова гордость, то я наверняка сумел бы убедить ее уйти от отца. — Нет. Ты хороший человек, Даниэль, и должен строить свою жизнь без оглядки на родителей, иначе попадешь в тот же уродливый замкнутый круг, в котором прошла вся их жизнь. — Вот поэтому я и не женюсь: чтобы со мной ничего подобного не случилось. Хотя я, в отличие от отца, никогда не подниму руку на женщину. Теперь для Джози многое прояснилось. Даниэль никогда ее не отвергал. Наоборот, он отвергал себя как мужчину, рядом с которым она могла бы быть в безопасности. Он винил себя в том, что не смог уберечь мать, и до сих пор не считал себя способным кого-либо защитить. И это Даниэль, который долгие годы, рискуя жизнью, спасал людей, сражаясь в составе отряда рейнджеров, специализировавшихся на освобождении заложников. Это могло бы даже показаться забавным, если бы только его убежденность не была такой искренней. Снова прокрутив в уме его последние слова, Джози поняла кое-что еще: Даниэль не противился длительным отношениям с ней, а испытывал неприязнь к самому институту брака. — Неужели ты всерьез опасаешься повторить путь отца? — И этого страшился мужчина, который чуть не довел себя до сердечного приступа, стараясь, чтобы для Джози первый любовный опыт стал особенным и по возможности безболезненным. — Все, кто знал нас обоих, говорили, что мы похожи как близнецы, — безучастно ответил Даниэль. — Внешне — может быть. Но будь уверен: даже если ты унаследовал свою привлекательную внешность от него, ты обладаешь тем, чего он никогда не имел. — Девушка встала и, подойдя к нему, приложила руку к левой стороне его груди, сказав: — Там, внутри, ты совсем другой. Как бы ни была велика твоя злость, ты предпочел бы умереть, лишь бы не сделать мне больно. Я это точно знаю. От этих слов что-то вспыхнуло в глубине его потемневших глаз — словно огонек надежды, который сразу же угас. — Я не верю в любовь и обязательства, Джози. — Я знаю. — И, произнеся эти слова, она поняла, что ничто уже не могло изменить ее чувств к нему. — Но это неважно, потому что я все равно доверяю тебе, Даниэль, и рядом с тобой ощущаю себя в безопасности. — Но не должна, черт побери! Разве ты не слышала, о чем я сейчас говорил? В решающий момент я могу сделать неверный выбор. Мне бы в себе для начала разобраться. Джози не разделяла опасений Даниэля: по ее мнению, с обоих его родителей было за что спросить. — Держу пари, не сможешь, — насмешливо фыркнула Джози, безусловно, не имея в виду, что он не сделает этого, когда представится случай, просто понимала, что время выбирать еще не пришло. А когда оно наступит: он либо уйдет, вырвав ее сердце с корнем, либо, преодолев свои страхи, будет строить будущее вместе с ней. Внезапная догадка позволила Джози надеяться, что если они пробудут вместе достаточно долго, Даниэль выберет второе. Просто ему нужно время, чтобы осознать это. А между тем Джози самой предстоит принять нелегкое решение: если она видит свою дальнейшую жизнь рядом с Даниэлем, ей придется распрощаться с мечтой навсегда покончить с армейской жизнью. Хотя Джози больше не привлекал образ жизни военного, ради того чтобы остаться с Даниэлем, ей придется вернуться в горный лагерь и провести всю жизнь, обучая наемников. Дети, которые у них появятся, прочувствуют на себе все прелести воспитания, полученного когда-то самой Джози, правда, не такого строгого. Но так или иначе, такая полуказарменная жизнь станет для них единственной доступной реальностью. Им тоже будет трудно вписаться в мир, где гражданское население состояло в сложных и порой противоречивых отношениях с собственной же армией. А может быть, ей вообще придется отказаться от материнства, несмотря на страстное желание иметь ребенка. Теперь девушка хорошо понимала, почему мать Даниэля ощущала крушение надежд. Она ведь боролась против своего сына, ограниченного его окружением, и заплатила слишком высокую цену, отказавшись уступить. Прочитав дневники, Джози узнала, что единственным, о чем спорили ее собственные родители, было желание отца научить дочку самым совершенным приемам рукопашного боя, чтобы она могла защититься от любого врага. — Что стало с твоим отцом? — Его посадили в тюрьму за непредумышленное убийство. Я выступал свидетелем обвинения и надеялся, что его признают виновным в убийстве. Девушка ощутила, как боль Даниэля окутала ее, словно сдавив плотным, душным саваном, и тяжким грузом легла на израненную душу. — Они не приняли во внимание, что он систематически жестоко обращался с ней? — тихо спросила Джози. — Не было доказательств. Я отсутствовал слишком долго, чтобы мои показания можно было принять во внимание, хотя никто не сомневался, что именно отец виновен в ее смерти. — Но не ты. — Нам всем в этой жизни приходится за что-то извиняться. И я не могу простить себя. — Прекрати сейчас же. — Она крепко вцепилась в его рубашку и встряхнула, будто хотела силой заставить Даниэля прислушаться к своим словам. — Ты можешь сожалеть, что не помог матери, но не вини себя или отца за ее выбор. Они оба были взрослыми людьми. Она могла уйти в любой момент, и ты бы позаботился о ней. Но твоя мама этого не сделала и заплатила высокую цену за то, что решила остаться с мужчиной, который не мог или не хотел держать себя в руках. Так что ты ни в чем не виноват. — Может, отец просто не знал, как это сделать, — сказал Даниэль, отмахнувшись от ее попытки снять с него бремя надуманной вины. — Мне самому потребовалось немало времени, чтобы научиться управлять гневом, а у меня был первоклассный учитель. — А в тюрьме Гром много раз вступал в драки? — Не знаю. Я не общаюсь с ним. Джози так и поняла, однако задавалась вопросом, не потребовал ли этот выбор еще одной жертвы от Даниэля: — А ты когда-нибудь думал о том, чтобы увидеться с отцом? — Нет. — А он пытался связаться с тобой? — Нет. Джози не могла сказать с уверенностью, беспокоило это его или нет. Она даже не представляла, каково это, когда один из твоих родителей виновен в смерти другого. При подобном сценарии такие семейные ценности, как любовь и преданность становились насквозь фальшивыми и искаженными. — Почему ты рассказал мне об этом? — Я причинил тебе боль. — Когда дал понять, что я для тебя лишь партнер по сексу и ничего больше? Глаза Даниэля словно вспыхнули, но он лишь сильнее сжал челюсти, а Джози, лишив его шанса произнести хоть слово, продолжила: — Да, ты действительно сделал мне больно. Даниэль, ты пытаешься сказать, что я, возможно, кое-что значу для тебя, и, даже несмотря на свою якобы неспособность оправдать мое доверие, ты все равно заботишься обо мне. Скажи, все это потому, что я слишком сильно завожу тебя? Джози даже не пыталась думать о чем-то большем. Она просто хотела знать, что он чувствует к ней. Если Даниэль скажет, что она ошиблась, то это, конечно, причинит ей боль, но по крайней мере избавит от дальнейших заблуждений. Его сильные руки обхватили ее талию, а мощное тело напряглось, как натянутая струна. — Я не хочу причинять тебе боль. Но Джози лишь молча смотрела на него, терпеливо ожидая ответа на свой вопрос. Внезапно в глубине его глаз словно вспыхнул огонь, и Даниэль сквозь плотно стиснутые зубы выдавил с каким-то отчаянием: — Да, черт побери, да! Теперь ты удовлетворена? Девушка приподнялась на цыпочки и с нежностью прильнула к его губам: — Спасибо, Даниэль. Твои слова много значат для меня. Он заключил ее в кольцо сильных рук, и поцелуй, которым они обменялись, был полон страсти и невысказанных клятв. Он служил подтверждением их важности друг для друга, возникшей между ними духовной близости и взаимных глубоких чувств, намного превосходивших плотское вожделение. Если бы только Даниэль позволил себе увидеть это. — Мм, может, мне стоило вернуться попозже? Звук тягучего, насмешливого голоса Хотвайра нарушил интимность момента, и Джози неохотно позволила Даниэлю прервать поцелуй. Мужчина эффектным движением развернулся к приятелю, одной рукой по-прежнему крепко удерживая девушку за талию: — А если я скажу «да», ты уберешься? — лениво поинтересовался Даниэль. — На самом-то деле, я собирался предложить вам обоим пойти со мной. — Куда? — спросила Клер, стоя бок о бок с Хотвайром. Он улыбнулся: сначала ей, а затем и Джози с Даниэлем, пояснив: — Джози, вне всякого сомнения, просто фантастически готовит, но если мы отправимся куда-нибудь перекусить, может, и эти проныры у дома тоже снимутся с места. Хотя идея Даниэля отправить друзей восвояси и остаться на некоторое время наедине была весьма заманчива, Джози не думала, что это сошло бы им с рук. — А если они попытаются проникнуть в дом? — Все схвачено, — сказал Хотвайр, помахав в воздухе черной коробочкой. — Как только датчики засекут движение, начнет выделяться усыпляющий газ, не имеющий цвета и запаха, а ко мне на пульт поступит сигнал о нарушении периметра. — А этот газ может нанести вред домашним животным? — с явным беспокойством спросила Клер, глядя на миниатюрное устройство в руке Хотвайра. — У вас же нет никаких питомцев. — Эээ… да, я имела в виду, насколько чувствительны сенсоры? Ну, допустим, я буду в своей комнате, а потом вдруг захочу выйти из нее? В ванную, например. На лице Хотвайра застыло такое комично-ошарашенное выражение, что Джози с трудом удержалась, чтобы не прыснуть от смеха. — Датчики не будут активированы, пока ты находишься в доме, Клер, — выдавил, наконец, мужчина. — О! — Девушка вздохнула с явным облегчением. — Тогда ладно. — И с этими словами Клер развернулась, намереваясь выйти из гостиной. — Ты куда собралась? — знаменитое южное очарование Хотвайра как ветром сдуло, хотя сейчас мужчина выглядел скорее озадаченным, чем сердитым. Клер оглянулась на него через плечо, в ее взгляде ясно читалось недоумение: «Что еще ему от меня надо?» — Хочу пойти на кухню слегка перекусить, а потом засяду за домашнее задание. А что, тебе что-нибудь нужно? — Ты тоже пойдешь с нами обедать. — Нет, не пойду. — Интересно, почему? — Во-первых, меня не приглашали, ну и потом, мне просто необходимо позаниматься. — Уроки могут и подождать, пока ты не пообедаешь. В машине ты сказала, что с утра ничего не ела, а содержимое твоей тарелки и завтраком-то можно было назвать с большой натяжкой. Хотвайра интересовало, что сегодня ела Клер?! — Не волнуйся за меня. Я привыкла пропускать один или даже два приема пищи, если есть необходимость. — Твой мозг не сможет работать на полную мощность, пока ты не закинешь в желудок достаточно топлива для тела. Клер по-прежнему не сводила с него недоуменного взгляда, словно никак не могла понять, с чего вдруг Хотвайр стал спрашивать ее о том, что не имеет к нему никакого отношения. Джози чувствовала почти такое же смятение, как и ее подруга. Хотвайр обычно общался с женщинами с шармом истинного южанина, однако неизменно старался держаться от них на расстоянии. Но в отношении Клер мужчина, казалось, решил проигнорировать установленные для себя правила, как впрочем, и изумленно-смущенное выражение лица девушки. — Если ты останешься, то репортеры могут решить, что у них все еще есть шанс заполучить стоящий сюжет, и будут слоняться поблизости, — сказал Даниэль. Благодарный взгляд, посланный Хотвайром Даниэлю, настолько изумил Джози, что она даже оторопела и не сразу нашла слова, чтобы убедить подругу пойти с ними на обед. Между тем лицо Клер приняло озабоченный вид: меж бровей залегла легкая складочка, а взгляд стал хмурым: — Я даже не подумала о журналистах. — Но ты ведь думала, что те плохие парни могут вернуться, разве нет? — укоризненным тоном спросил Хотвайр. — Ну, да… Хотвайр вздохнул и сказал: — Клер, я не позволил бы тебе встретиться лицом к лицу с людьми, которые уже однажды решились на убийство. — Ты не позволил бы? — переспросила Клер, изумление ясно различимое в ее голосе, гулким эхом прокатилось в голове Джози. — Никто из нас не позволил бы, — четко произнес Даниэль, лишив Хотвайра шанса ответить. — Именно так, — наконец к Джози вернулась способность внятно изъясняться, — так что тебе придется пойти с нами, милая. После этого Клер сдалась и согласилась пойти на обед, но вежливо отклонила предложение Хотвайра помочь с выполнением домашнего задания. А Джози подумала про себя, а не получится ли в конечном итоге так, что Хотвайр все же засядет за написание программы в комнате Клер, а сама студентка при этом будет недоумевать, как же он там оказался. За обедом Джози рассказала всем, что сегодня таки вычислила первую из «мертвых душ», и теперь ей известно возможное местонахождение отца. И Хотвайр, и Даниэль посчитали, что она на верном пути, а Клер подкинула пару дельных мыслей, которые Джози и в голову не приходили. За все то время, что длился обед, датчики движения ни разу не зафиксировали нарушения периметра, поэтому разговор плавно перетек от вопроса о местонахождении Тайлера к обсуждению их действий, если он действительно окажется в Неваде. Когда они вернулись домой, лужайка и тротуар пустовали, и поблизости не было никаких подозрительных машин, в том числе и фургонов. Но чувство облегчения длилось недолго, потому что стоило им покинуть салон внедорожника Даниэля, как перед Джози затормозил седан. Из передней пассажирской двери выпрыгнул мужчина, а секунду спустя, девушку ослепила яркая вспышка фотокамеры. — Мисс Маккол, как вы можете прокомментировать информацию, что именно «Эльф» ответственен за взрыв в лагере вашего отца двое суток назад. Джози обернулась на звук резкого голоса репортера. Тот стоял на тротуаре, не мешая фотографу отщелкивать кадр за кадром, поочередно снимая то ее, то остальных. Девушка шагнула к журналисту: — Только одно: откуда вы взяли подобные сплетни? — требовательно спросила она. — То есть вы утверждаете, что это не так? — произнес репортер, в то время как его напарник сделал еще один снимок. Молниеносным, как бросок змеи, движением Джози выбросила вперед руку и крепко стиснула запястье фотографа, применив прием, которому ее научил отец, когда ей было пятнадцать. С силой нажав двумя пальцами на болевую точку, она с удовлетворением наблюдала, как пальцы мужчины разжались, и камера с глухим ударом упала на тротуар. Когда Джози, наконец, ослабила захват, фотограф, отшатнувшись, споткнулся о камеру, тем самым нанеся еще больший ущерб дорогостоящему оборудованию. — Вам следует бережнее относиться к своему имуществу, — пропела девушка сладким голоском. — Это все из-за тебя. Ты же сломала мне запястье, сучка. — Мужчина, словно младенца, укачивал перед собой поврежденную руку, но Джози знала, что чувствительность вернется в его конечность меньше чем через минуту. — Нет. Не сломала. — А если ты, слизняк, еще раз так ее назовешь, то это сделаю я, — услышала Джози рядом голос Даниэля. — Забирай свою камеру и проваливай. — Эй, вы не можете указывать мне. Это публичное место. Даниэль сделал шаг к фотографу: — Именно так. А это значит, что и я могу оставаться здесь сколько пожелаю. — Вы мне ничего не сделаете. Я вызову полицию. Улыбка Даниэля стала зловещей: — И сколько, по-твоему, времени они будут добираться сюда? — Вы угрожаете мне? — Нет. Солдат в первую очередь учат не тратить попусту время на слова, предупреждая противника о своих намерениях. Нервы у фотографа сдали, и он, подхватив камеру, направился через улицу — прямиком к своему автомобилю, бросив через плечо приятелю: — Пошли отсюда, Дули, это того не стоит. Все равно эта история уже прошлый день. — Прекращай быть такой тряпкой, — презрительно хмыкнул Дули. Фотограф с показной пренебрежительностью отмахнулся от него рукой и быстро залез в машину. — Я уже говорила, что не собираюсь давать интервью, и с тех пор ничего не изменилось. — Джози повернулась к репортеру спиной, намереваясь уйти. — Еще ничего не закончено, мисс Маккол, и я собираюсь во всем разобраться. — Флаг вам в руки, — кратко бросила она через плечо. — Когда докопаетесь до правды, не забудьте поделиться результатами своего расследования с Лесной службой. — А мне вот кажется подозрительным тот факт, что как только Даниэль Черный Орел — сын известного уголовника — стал совладельцем военизированного лагеря, этот самый лагерь в скором времени был взорван и сожжен дотла. |
||
|