"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

бутылки с портвейном. Здесь царило перемирие. Враги по жизни здесь вместе
пили, вместе пели, иногда занимались сексом. Таковы были традиции. Спиртное
и травку поставляли деловые, зачастую бесплатно или за чисто символическую
цену. На рельсах стояли старые, но все еще роскошные вагоны первого класса.
Через открытые окна виднелись диваны и кресла, покрытые битым молью красным
бархатом. В оконных проемах призывно маячили смазливые мордашки и бюсты
чрезвычайно легкомысленно одетых девиц. Девиц тоже поставляли деловые, и
тоже бесплатно. Впрочем, девицы не возражали. Около тамбуров на длинных
столах было выставлено бесплатное угощение. На одном из вагонов красовался
громадных размеров плакат: "Сегодня платит Густав! Коль у вас в стакане
пусто - угостит на славу Густав!". Сам Густав в каком-то невообразимом
малиновом, расшитом золотом кафтане, с неизменным золотым же шипастым
мобильником на пузе и сверкающей боевой электрогитарой-топором,
стилизованной под семиструнку, выглядел весьма импозантно, словно
опереточный царь Мидас. Уши, правда, не торчали, а если бы и торчали, то
Густава это вряд ли бы смутило. Хозяин тусовки стоял на открытой платформе
среди различной, весело мигающей разноцветными огоньками аппаратуры. У его
ног в живописных позах разлеглись разнообразно раздетые поклонницы.
Прямо-таки не звукарь, а живой монумент блатной попсе. Увидев Лабуха, он
небрежно стряхнул с остроносого сапога прилипшую рыжеволосую диву и начал
спускаться с платформы. Публика расступалась перед ним, словно отбрасываемая
в стороны развевающимися полами его одеяния. Лабух остановился. Густав
прошествовал сквозь толпу, подошел почти вплотную и, ласково улыбаясь,
протянул:
- Давай-ка, чувачок, я тебе гитарку настрою, а то ты сам, я слышал,
разучился. Гитарка-то у тебя плохонькая, но все равно настраивать надо.
Это уже само по себе было оскорблением. Но Густав на этом не
остановился. Он протянул руку с наманикюрен-ными ногтями к "Музиме" и
неуловимо-быстрым движением крутнул колок. В наступившей тишине раздался
тупой звук лопнувшей струны. Это было уже не просто оскорбление - это был
вызов. Лабух посмотрел на улыбающуюся, густо присыпанную модной щетиной рожу
Густава и сказал:
- Сразу после концерта, Густав. На бацалке.
- Нет, чувачок, - по-прежнему приветливо улыбаясь, отозвался Густав, -
я тебя прямо сейчас урою, а то ведь облажаешься еще на концерте-то, заболеет
кто-нибудь от твоей музыки. А так - и тебе спокойнее, и публика здоровее
будет.
- Не по правилам, Густав, - встрял Мышонок, - тебе что, телки мозги
через член высосали? Правила забыл? Могу напомнить!
- Кочумай, как тебя там, Мышонок? Кочумай, Мышонок, а то я Филю позову,
Филя маленьких любит, будешь ты у нас мышонок на вертеле, глядишь - и
понравится, в следующий раз сам прибежишь.
- А вот и я! - Филя по прозвищу Сладкий возвышался над толпой на добрую
октаву. - Кого тут приласкать?
В отличие от стриженого под ежик Густава, Филя был кудряв и
разноцветен. Выпуклые бараньи глаза сверкали, длинные тощие ноги, обтянутые
голубыми штанами, пинками расшвыривали радостно повизгивающих поклонниц,
торс, обтянутый розовой полупрозрачной майкой, венчался шеей, на которой
красовалось золотое ожерелье - воротник. В лице Фили было что-то
первобытно-оптимистическое, наверное, так выглядели придворные щеголи при