"Павел Молитвин. Наследники империи" - читать интересную книгу автора

арыки и гудящих мух, сверкающих и переливающихся под лучами жарящего во всю
мочь солнца не хуже сапфиров и изумрудов. Наверно, надо хорошо знать и
любить этот город, чтобы найти в нем что-то привлекательное, подумал Мгал и,
наблюдая, как загорелая женщина в белых одеждах подводит к Рашалайну свою
дочь, а старик бормочет благо-пожелания, опустив ладонь на русоволосую
голову шес-ти-семилетней девчушки, неожиданно вспомнил Менгера. Внешностью и
манерой держаться отшельник нисколько не походил на его учителя, и все же
что-то общее между ними определенно было.
Чем ближе к центру города подходили путники, тем больше людей
останавливалось, чтобы поздороваться с Рашалайном, переброситься с ним
несколькими фразами.
- Тебя здесь помнят и любят, несмотря на то что ты не появлялся в
Бай-Балане больше четырех лет. Значит, не такая уж короткая у людей память,
как на то принято сетовать! - промолвил Гиль, не скрывавший своей симпатии к
старику, сразу пришедшемуся ему по душе. Наблюдая, как юноша врачует Мгала,
Рашалайн дал ему несколько советов и живо напомнил Гилю Горбию - старого
деревенского колдуна из его родной деревни.
- Память людская устроена поистине странно! Порой она годами хранит то,
что следовало бы забыть как можно скорее, а порой оказывается не в состоянии
хотя бы день удержать то, что надлежит помнить всю жизнь, - Рашалайн
покосился на Батигар. - В том, что меня здесь помнят, ничего особенного нет.
Я прожил в Бай-Балане почти десять лет, а за это время можно успеть
намозолить глаза великому множеству людей.
Батигар сделала вид, что не слышит отшельника, хотя губы ее так и
кривились в горькой усмешке. Неужели он думает, что когда-нибудь она сможет
забыть сказанное им о Тайгаре? Неужели этот старый чудак не понимает, что
слова его засели в ее мозгу крепче, чем загнанные в древесный ствол гвозди?
Ведь гвозди, даже обросшие с годами плотью дерева, можно вырвать, вырезать,
вырубить, а запавшие в память слова навсегда останутся в ней, как песчинка в
раковине моллюска. Вот только едва ли произнесенное Рашалайном со временем
превратится в светлую и драгоценную, шелковистую на ощупь, радующую глаз
жемчужину... Увы, скорее всего сказанное им будет подобно занозе гнить и
нарывать в ее душе до самой смерти.
Что ж, правда, как горькое лекарственное снадобье, в этом случае
полезней лжи во спасение, попыталась Батигар оправдать отшельника и поняла,
что ни в каких оправданиях тот не нуждается. И вспомнился ей почему-то Юм,
не солгавший принцессам даже под угрозой немедленной смерти. И, странное
дело, здраво рассуждая, она должна была ненавидеть исатейского пророка, а
вспоминала его с симпатией и чувством неискоренимой приязни...
- Тебя здесь в самом деле любят и, верно, не дадут в обиду, - обратился
Мгал к Рашалайну после того, как тот закончил обмениваться любезностями с
каким-то богато одетым стариком. - Приятно видеть, что люди помнят оказанные
им некогда услуги, однако, двигаясь таким темпом, мы рискуем и к ночи не
добраться до таверны, в которой ты посоветовал нам остановиться.
- Друзья мои, мне, право же, неловко задерживать вас, истосковавшихся
по бане, приличной еде и питью. И раз уж не хотите вы остановиться в доме
одного из этих добрых горожан, предложивших нам свое гостеприимство, то не
лучше ли нам на время расстаться? Здесь мне в самом деле нечего опасаться
Фараха, да и вряд ли он в ближайшие дни доберется до Бай-Балана.
Добрые горожане в самом деле несколько раз приглашали Рашалайна