"Павел Молитвин. Наследники империи" - читать интересную книгу автора

других моряках, которым посчастливилось выбраться на берег в окрестностях
города. Похоже, чужаки не теряли надежду, что кому-то из их товарищей тоже
удалось спастись, и даже обещали следовавшим за ними по пятам мальчишкам
дать серебряный "парусник" тому, кто принесет им радостную весть. И Федр
вместе с приятелями, понятное дело, смотрели по сторонам в оба, мечтая
заметить спасшегося с "Нечаянной радости" моряка. Они были уверены, что
сразу узнают его, ведь в порту стояло лишь одно заморское судно. Оно прибыло
из империи Махаили, а спутать краснокожего мланго с обитателями северных
земель способен только слепой.
Сагрский серебряный - немалые деньги. Ради него мальчишки с Войлочной
улицы обегали весь город, и в конце концов незнакомец, чудом спасшийся с
затонувшего близ Бай-Балана корабля, был найден ими. Федр готов был грызть
локти от досады: напрасно он видел во сне тяжелую монету с изображением
парусного судна на фоне вырастающей из моря скалы, на вершине которой
высились башни Цитадели Харголидов! Вожделенный серебряный достался
длинноносому Рунгу, а Федру, вместе со всеми остальными, пришлось
довольствоваться зрелищем двух чужаков, тащивших упившегося до бесчувствия
незнакомца к Дому Белых Братьев. Картина была трогательная, что и говорить,
но Федру она почему-то не понравилась. Сначала он думал, что причиной этого
является доставшийся Рунгу, то есть совсем не тому, кому следует,
"парусник", но потом понял: дело тут в другом. Двое чужаков, тащивших
длиннолицего, были вовсе не пьяны, а лишь прикидывались таковыми, и, стало
быть, что-то здесь нечисто. Однако Дом Белых Братьев был вообще местом
таинственным, и Федр не собирался ломать себе голову над тем, что происходит
за высокой каменной оградой. Отец так часто колотил его за чрезмерную
любознательность, что к двенадцати годам научил уважать чужие тайны и с
должным почтением относиться к секретам своих грозных соседей.
Скала, вздымавшаяся в выцветшее полуденное небо, подобно грозно
указующему пальцу великана, похороненного под нагроможденим валунов,
отбрасывала узкую короткую тень. Море, плескавшееся в нескольких десятках
шагов от расположившихся на привал путников, ласкало глаз и манило
прохладой, суля облегчение истомленным жарой телам. Купание прекрасно
освежало и восстанавливало силы, скверно было лишь то, что, высыхая, морская
вода оставляла на коже белый соляной налет, от которого каждая ссадина и
царапина чесалась и горела самым отвратительным образом.
Укрывшийся в скудной тени валуна, размерами соизмеримого с хижиной,
Мгал, вытянув натруженные ноги, лениво поглядывал вдаль. Раскаленный воздух
дрожал и плавился, искажая линию горизонта, однако северянин чувствовал, что
силы возвращаются к нему с каждым днем, переломанные ребра срастаются так
быстро, что он почти забыл о боли в груди, - зной, казалось, выжимал из него
не только пот, но и хворь. Впрочем, решающую роль в столь быстром
выздоровлении сыграла все же не погода, а неусыпные заботы Гиля,
заставлявшего Мгала на каждом привале пить целебные настои и жевать корешки,
собранные учеником Горбии по дороге. Чернокожий юноша уверял, что если бы
они на день-другой задержались у места гибели "Посланца небес", а не мчались
как сумасшедшие в Бай-Балан, где их решительно никто не ждет, во всех этих
процедурах не было бы нужды и пациент его давно бы уже сделался здоровее
прежнего. Северянин безоговорочно верил Гилю, но чутье подсказывало ему, что
надобно спешить. Разумных объяснений для того, чтобы подгонять и
поторапливать товарищей, у него не было, и все же он понуждал их двигаться