"Павел Молитвин. Ветер удачи" - читать интересную книгу авторасердечных болей и фурункулов.
Эврих усмехнулся, представив, как искривилась бы физиономия маститого Вассония Руфа, загляни тот в нынешние его описания подвигов варвара-венна в трактире "Сегванская зубатка". О да, силнонские ученые мужи едва ли одобрили бы рукопись, названную им условно "Удивительные странствия", а между тем работа над ней доставляла ему ничуть не меньше удовольствия, чем приведение в порядок второй части "Дополнений" к землеописаниям достопочтенного Салегрина. Тогда же, в Беловодье, в ожидании весны, он, стесняясь показать начало своего нового творения Тилорну, зачитал кусочки из него Ниилит. Готовящаяся стать матерью, молодая женщина слушала его с интересом, не пытаясь, впрочем, скрыть охватившее ее недоумение: уж больно непохоже было прочитанное молодым аррантом на прежние его писания, на трактаты Зелхата Мельсинского и все то, что ей доводилось читать прежде. Потому-то и отношение свое к "Странствиям" она выразила крайне осторожно: дескать, пиши, что подсказывают тебе разум и сердце, а время покажет, что из этого получится. Тыква - не виноград, орех - не морковь, но разве кто-нибудь ставит им это в вину? Зная тактичность Ниилит, и без того снедаемый сомнениями аррант ужаснулся содеянному и принялся было выскабливать с пергаментных листов всю ту чушь, которую успел нанести на них несмываемыми Тилорновыми чернилами, когда в светелку, где он обычно работал, заглянул Зуйко и, переминаясь с ноги на ногу, заливаясь румянцем, точно красна девица, попросил дать ему Волкодав, о которой намедни супруга Тилорна... Словом, помимо Ниилит, отрывки из "Удивительных странствий" слушал, оказывается, еще и белобрысый внук деда Вароха. Сознавая, что подслушивать чужие беседы - дело недостойное, он охотнее всего умолчал бы о сем неблаговидном поступке. Так парень поначалу и собирался поступить. Так бы и поступил, кабы не желание во что бы то ни стало узнать, чем же кончилась охота Волкодава за шестерыми насильниками на склонах Засечного кряжа... Уничтожать созданное своими руками - не самое приятное занятие, даже если это всего лишь никому не нужные путевые заметки. Когда же заметки эти касаются твоих друзей, в соскабливании их есть что-то и вовсе скверное, и, хотя ученый аррант не верил в сглаз, материализацию дурных пожеланий и прочие варварские выдумки, он охотно дал Зуйко стопку пергаментных листов, справедливо полагая, что очистить их от старых и подготовить для новых записей успеет и потом. Однако этого самого "потом" так и не случилось. Во-первых, потому что Зуйко, придя в восторг от начала "Странствий", потребовал продолжения и едва не набросился на Эвриха с кулаками, проведав, что тот намерен соскоблить написанное. Обходительный обычно парень повел вдруг себя крайне непочтительно и в пылу спора обозвал Эвриховы "Дополнения", вкупе с творениями достославного Салегрина, "глупым занудством", торжественно пообещав, что высокоученый аррант не будет испытывать недостатка в пергаменте до тех пор, пока пишет |
|
|