"Павел Молитвин. Ветер удачи" - читать интересную книгу автора

сердечных болей и фурункулов.
Эврих усмехнулся, представив, как искривилась бы физиономия
маститого Вассония Руфа, загляни тот в нынешние его описания
подвигов варвара-венна в трактире "Сегванская зубатка". О да,
силнонские ученые мужи едва ли одобрили бы рукопись, названную им
условно "Удивительные странствия", а между тем работа над ней
доставляла ему ничуть не меньше удовольствия, чем приведение в
порядок второй части "Дополнений" к землеописаниям
достопочтенного Салегрина. Тогда же, в Беловодье, в ожидании
весны, он, стесняясь показать начало своего нового творения
Тилорну, зачитал кусочки из него Ниилит. Готовящаяся стать
матерью, молодая женщина слушала его с интересом, не пытаясь,
впрочем, скрыть охватившее ее недоумение: уж больно непохоже было
прочитанное молодым аррантом на прежние его писания, на трактаты
Зелхата Мельсинского и все то, что ей доводилось читать прежде.
Потому-то и отношение свое к "Странствиям" она выразила крайне
осторожно: дескать, пиши, что подсказывают тебе разум и сердце, а
время покажет, что из этого получится. Тыква - не виноград, орех
- не морковь, но разве кто-нибудь ставит им это в вину?
Зная тактичность Ниилит, и без того снедаемый сомнениями
аррант ужаснулся содеянному и принялся было выскабливать с
пергаментных листов всю ту чушь, которую успел нанести на них
несмываемыми Тилорновыми чернилами, когда в светелку, где он
обычно работал, заглянул Зуйко и, переминаясь с ноги на ногу,
заливаясь румянцем, точно красна девица, попросил дать ему
почитать продолжение той рукописи, которую он... в которой
Волкодав, о которой намедни супруга Тилорна... Словом, помимо
Ниилит, отрывки из "Удивительных странствий" слушал, оказывается,
еще и белобрысый внук деда Вароха. Сознавая, что подслушивать
чужие беседы - дело недостойное, он охотнее всего умолчал бы о
сем неблаговидном поступке. Так парень поначалу и собирался
поступить. Так бы и поступил, кабы не желание во что бы то ни
стало узнать, чем же кончилась охота Волкодава за шестерыми
насильниками на склонах Засечного кряжа...
Уничтожать созданное своими руками - не самое приятное
занятие, даже если это всего лишь никому не нужные путевые
заметки. Когда же заметки эти касаются твоих друзей, в
соскабливании их есть что-то и вовсе скверное, и, хотя ученый
аррант не верил в сглаз, материализацию дурных пожеланий и прочие
варварские выдумки, он охотно дал Зуйко стопку пергаментных
листов, справедливо полагая, что очистить их от старых и
подготовить для новых записей успеет и потом. Однако этого самого
"потом" так и не случилось. Во-первых, потому что Зуйко, придя в
восторг от начала "Странствий", потребовал продолжения и едва не
набросился на Эвриха с кулаками, проведав, что тот намерен
соскоблить написанное. Обходительный обычно парень повел вдруг
себя крайне непочтительно и в пылу спора обозвал Эвриховы
"Дополнения", вкупе с творениями достославного Салегрина, "глупым
занудством", торжественно пообещав, что высокоученый аррант не
будет испытывать недостатка в пергаменте до тех пор, пока пишет