"Андрей Молчанов. Перекресток для троих" - читать интересную книгу автора

приездом".
Не угадал. Это - Вера. Моя невеста. Невестой, впрочем, считает себя она,
уверенная в моем холостом статусе и правдивости опять-таки моего предложения
руки и сердца - иначе бы в постель эту недавнюю несгибаемую девственницу я бы
завлечь не сумел... Да, пришлось пойти на крайние меры, увы. А теперь
отдувайся! И было бы за что... Анемичная стеснительная дурочка с сотней
комплексов и истероидным синдромом... Надо найти в себе силы соблазненную
покинуть. Объяснить: встретил другую, извини... И чем скорее... Впрочем, не
сейчас. Сейчас решительности препятствует похмельная хворь, путающая все мысли.
Я закуриваю, машу спичкбй и бросаю ее в пепельницу из панциря черепахи.
- У меня запар, - говорю я. - Извини, лапа.
- Где ты был вчера?! - чеканит она строго.
Нет, пока это не началось всерьез, пора кончать. Я кладу трубку на
рычаги, якобы не расслышав вопроса, и выдергиваю телефонный шнур из розетки.
Входит Слава Вареный. Он - зам ответственного секретаря.
- Вов, - говорит Слава глухо, - планерки не будет. У главного умерла
мать.
Передо мной возникает образ главного почему-то со свирепой, багровой
физиономией, и с полсекунды я постигаю обрушившееся на него несчастье. Образ
покойной мамаши выходит у меня некоей старухой в черном, похожей на богомолку.
Вареный опускается на стул. Сегодня он вполне оправдывает свою фамилию.
Он явно с тяжелого перепоя. Он вообще поддает будь-будь. Я наливаю ему сто
грамм "Лошади". Он кивает, и в мутных его глазах появляется благодарность.
Затем пьет, ухватив ручку двери и таким образом придерживая ее. В итоге нас
обоих дружно передергивает, и я кладу пустой стакан в стол.
- Закусить есть? - хрипит Слава.
- Нет, - безжалостно отвечаю я.
Слава морщится, мотает головой и просит сигарету.
- Хошь, - говорит он, давясь дымом и вытирая слезящиеся глаза, - после
обеда поедем на пивоваренный? У меня идет верстка... Песнь об их ударниках...
Завезем версточку начальству... Усекаешь?
Я вспоминаю о своем "жигуле" и смотрю на него в окно. Идет снег, и на
крыше машины сугроб. Вслед за тем я вспоминаю подарок одного начинающего автора
- японские таблетки "Джинтэн", отбивающие запах алкоголя, - маленькие
серебристые шарики...
Я соглашаюсь и втыкаю шнур телефона в розетку. Телефон звонит.
- Старик, - сипит Козловский, - ты в норме?
- Уже, - степенно говорю я, глядя, как за Славой закрывается дверь. -
Как... эти?
- Бабы? - беспечно спрашивает Сашка. - А черт их знает... Проснулся -
никого... Как мой рассказец? Прочел?
Вчера, когда мы уезжали веселиться, а уезжали мы прямо из редакции, он
положил рассказ мне на стол. Да, рассказ здесь. А. Козловский. "Правда жизни".
Бумага желтая, низкого качества. Второй экземпляр. Первый путешествует наудачу
по иным, более престижным редакциям.
- Уже стоит в номере, - говорю я. - Но, сам понимаешь, все зависит от
главного...
- Ну, гуд, - говорит Сашка и дает отбой.
Теперь звоню я. В комедийное объединение киностудии. По моему сценарию
снимается фильм. Это большая удача, большие деньги, и все мне завидуют. К