"Андрей Молчанов. Перекресток для троих" - читать интересную книгу автора

- Марина, деточка, - говорит свекровь, - пойми меня как мать. Он, - это
она про моего мужа, - не в силах так жить. Ты - там, он - здесь. Вам надо
определиться, от этого зависит его карьера. А ты жена, и главное для тебя -
интересы мужа, создание ему всех условий работы и быта, что составляет весь
смысл нашей... женской судьбы, поверь! - Звучит с пафосом. Я ей не верю. - Твое
актерство... - продолжает мама мужа горько и сладко одновременно. - Да, сейчас
ты где-то там снимаешься, возможен успех, да... Но это несерьезно, это жалко, в
конце концов! Затем богемное окружение, разврат... - Ее полное благонравное
лицо под сенью панамы с декоративным цветком из блекло-голубой ленты идет
брезгливыми складками. - Ужасно! Ты все же жена дипломата! - Последнее слово
произносится с благоговением. Она также жена дипломата. Ныне пенсионера.
Пенсионер-свекор - округлого покроя бородка, пенсне, лакированные
штиблеты с обрубленными носами - идет рядом, тяжко и задумчиво вздыхая.
- Это безответственно, Марина, - изрекает он, соглашаясь с супругой.
Голос его солиден, цветист, в нем что-то определенно оперное. - Жить так... -
Углы его губ опускаются, а плечи приподнимаются. - Потом, в самом деле, эта
шатия-братия, сплошное... м-да.
Муж молчит. Он держит меня под руку. Он ведет себя дипломатично. Пальцы
его напряжены... Он вмешается, когда нужен будет последний, добивающий меня
удар. Я озлобляюсь. Но стараюсь говорить корректно.
- Актеры, - говорю я корректно, - маленькие, беззащитные, ранимые люди.
Но это искренние люди, как правило.
- Это подонки, как правило, - говорит свекор жестко. Говорить корректно
я уже не в состоянии.
- Ваше определение более применимо к деятелям, вами, как правило,
превозносимым, - говорю я.
Свекровь дергает головой, как испуганная лошадь.
- Прости, Мариночка, - шипит она с бархатным сарказмом, - но, к
сожалению, твои родители не сумели внушить тебе ни такта, ни... правильного
отношения к жизни.
- Не сумели. Зато ваши родители приложили все усилия, чтобы внушить вам,
будто главное в женской судьбе - это карьера мужа, тряпки, машина... - Я
перечисляю блага земные. - Большего, по-моему, вам внушать и не собирались.
- Я попрошу!.. - оглядываясь, нет ли поблизости свидетелей, говорит
свекор. Пенсне его и борода прыгают от возмущения.
Свекровь, вдохновленная его единомыслием, закатывает глаза и изящным
жестом прикладывает растопыренные, в кольцах, пальцы к груди. Актриса она
никудышная, но муж мой, твердо и зло отстранив меня, спешит ей на помощь.
- Ты ничего не понимаешь, Марина, - произносит он с горечью. - И не
хочешь понять!
Я вижу его озабоченное, расстроенное лицо, влажную сыпь пота на лбу; его
глаза - в них холод и непонимание меня, понимание всех и непонимание меня;
тогда я бросаюсь прочь и сознаю, уже убегая по аллее, что бежать некуда, и до
того мгновения, когда сяду в самолет и вырвусь наконец из этой страны, где
чужое все, даже самый близкий человек и тот чужой, - до того мгновения еще
придется вынести уговоры, упреки, десятки обид - своих и опять-таки чужих,
придется бесконечно решать то, что уже в принципе решено...
Последнее, что я помню из того дня, - пальма на газоне. Подстриженный
газон и пальма, чей серый суставчатый ствол словно составлен из множества
отполированных чашечек. Мне неудержимо хочется уткнуться в этот ствол лицом и