"Юрий Моисеев. Право на гиперболу (Научно-фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

низкую цель еще более преступной, благородная же цель становилась
преступной. И так называемое единомыслие, которое достигалось в результате
обмана, - не больше, чем мираж, вызванный страхом, апатией или же массовым
психозом. Там, где начиналась тайна, начиналась ложь. Там, где начиналась
ложь, начиналось преступление. Это единственная непреложная правда,
выстраданная многими поколениями людей.
Человек драгоценен своей индивидуальностью, своим бесконечно
индивидуальным опытом, драгоценен тем, чем он отличается от других людей.
Если же он такой, как другие, то он простое повторение. И тогда - зачем
он? Причем это не простое повторение, а возможное ослабление человечества,
уменьшение его шансов, если не победить, то выстоять в потенциальном
столкновении с гипотетической инопланетной сверхцивилизацией. Эта
проблема, вероятнее всего, окажется статистической, а итог мы можем узнать
слишком поздно для нас, землян.
Кроме того, поиски единомышленников, потребность в обращении
инакомыслящих - это недостойная слабость, и, если это носит слишком
настойчивый характер, несомненный признак ущербности психики. И
цивилизованное общество обязано всеми силами бороться с этим. Наша
цивилизация - союз гордых, сильных, свободных, разных рас. Каждая раса -
союз гордых, сильных, свободных, разных людей.
Человека сделало человеком Слово - Мысль, которой он впервые
обменялся с другим человеком. С этой точки зрения Слово - величайшее
благо. Но оно может стать и величайшим злом. Поэтому обращение к
эмоциональному миру человека необходимо поставить под контроль общества,
чтобы исключить нарушение законов разума.
Исходя из этих предпосылок Совет Мира постановляет:
- считать преступлением против человечности возбуждение неуправляемых
эмоций как в больших массах людей, так и у отдельного человека;
- обязать ораторов выступать спокойно и аргументированно;
- запретить употребление в речах троп: эпитетов, гипербол, метафор и
т. д.;
- ввести периодические экзамены на право публичных выступлений.
Капитан устало провел ладонью по лицу, словно смахивая накопившееся
раздражение, остановился перед сидящим в унынии профессором и негромко
спросил:
- Достаточно убедительны для вас, достаточно доказательны положения
этого Закона?
- Разумеется, да! - поспешно откликнулся тот.
Капитан в раздумье смотрел на него и медленно, словно размышляя
вслух, сказал:
- А как вы полагаете, профессор, насколько справедливо соображение о
том, что обращение к эмоциональному миру человека всегда означает
своеобразное признание в бедности, недостаточности логических аргументов?
Ведь можно было бы предположить в качестве рабочей гипотезы, что эмоции
просто выполняют роль фона, который придает особую достоверность точным
фактам? Какой-то писатель прошлого задорно утверждал, например, что правда
для вящей убедительности должна быть сдобрена известной порцией лжи.
Профессор с опаской, исподлобья взглянул на капитана, помялся и
наконец решился:
- Мне всегда казалось, заметьте, я не утверждаю этого, что разум