"Сергей Могилевцев. Голубка (Комедия) " - читать интересную книгу автора

как глупость и суета. Нет во мне, Рихтер, ни загадок, ни большого таланта, и
вы это знаете лучше других. Я кропаю целых семнадцать лет, и за это время не
создал ничего выдающегося, такого, что затронуло бы читателя больше, чем
первый солнечный луч, пробившийся в комнату сквозь плотную занавеску, или
капля росы, сбегающая по листу на влажную землю. Я провинциальный писатель,
мой друг, и за пределами этой провинции обо мне решительно никому
неизвестно. Я звезда первой величины на местном ублюдочном небосклоне,
подобном закопченному оконцу в курной крестьянской избе. На таком
закопченном пространстве не может возникнуть что-нибудь по-настоящему яркое.
И мы, мой друг, навеки связаны единой веревочкой. Я вечно кропаю, а ты вечно
исследуешь мое бездарное творчество. Мы две клячи, навеки впряженные в одну
постылую вагонетку. Мы труженики в одной угольной шахте, из которой нам не
выбраться до конца своих дней. Нас может спасти только провал, который
откроет нам новые горизонты. Тогда, возможно, я напишу что-нибудь
гениальное, открыв неожиданно новые формы, а ты прославишь меня, как нового
гения. Нас с тобой спасет только лишь катастрофа. Мы или погибнем, или
обретем второе дыхание. Бездна, друг Рихтер, это наша надежда!
Р и х т е р (отшатываясь от него). Ты сумасшедший, Сперанский! Ты
гибнешь сам, и хочешь утащить в бездну меня!
С п е р а н с к и й (равнодушно, глядя на луну). Извини, друг, но это
реальность, такая же, как эта луна, для которой, повторяю, все равно, кто мы
такие: гении, или ничтожества, погрязшие в мелочи и пустоте повседневности.
Р и х т е р (спрыгивая с эстрады). Нет, извините, но это все слишком
серьезно! Ваше упрямство ставит под удар и меня, и вашу семью; хорошо еще,
что хоть Ольга наконец-то уедет куда-то. Но как быть с вашей женой, вы ведь
и ее тянете в бездну!
С п е р а н с к и й (отмахиваясь). Поверьте, мой друг, ей решительно
все равно, куда я падаю, и падаю ли я куда-то вообще. Она одинаково
мужественно перенесет и мое падение, и мое неожиданное спасение. Таковы,
впрочем, все женщины, и я ее в этом ни капли не осуждаю. Кстати, вы не
знаете, куда она делась?
Р и х т е р. Пойду поищу, а заодно и немного пройдусь.

Уходит.
С п е р а н с к и й остается один.
Лунный свет. По пляжу, ковыляя, бредет
А н д р о н о п у л о. Он сильно пьян.

А н д р о н о п у л о (останавливаясь напротив С п е р а н - с к о г
о). Все сгнило и превратилось в труху. Я сам видел. Андронопуло не
какой-нибудь безмозглый дурак, он сам все все видит и пробует на язык.
Повторяю вам, - все опоры прогнили, и мы с вами повисли в воздухе, как
мотыльки. Нет, не как мотыльки, а как голуби в голубятне. Вы понимаете, о
чем я говорю? Андронопуло всегда говорит то, что видит. Он сам все щупает и
пробует на язык. Скоро всех нас пощупают и попробуют на язык. Там, в воде,
где ходят стаями хищные рыбы. Вы не видели случайно моего Сашку? Не видели?
И Василиса Ивановна тоже не видела. Никто не видел нашего Сашку. Наверное,
он опять пошел встречать последний троллейбус. Пойду и я, а вы тут пока
посидите. Может быть, вернется Мария Петровна. Она тоже, наверное, пошла
кого-то встречать. (Пьяно смеется.) Андронопуло не обмануть, он видит, что