"Патрик Модиано. Вилла "Грусть"" - читать интересную книгу автора

фильмов...
После кино я опять выпивал бокал кампари в "Таверне". Молодежи там уже
не было. Полночь - они, наверное, где-нибудь танцуют. Я смотрел на
пустующие столики, стулья, на официантов, складывающих зонтики. Взгляд мой
останавливался на большом подсвеченном фонтане по ту сторону площади у
входа в казино. Он все время менял цвет. Я развлекался тем, что
подсчитывал, сколько раз он окрасится в зеленый. Раз, два, три... Не все
ли равно, как проводить время, верно? Досчитав до пятидесяти трех, я
вставал. Но чаще всего мне было лень играть и в эту игру. Я просто
размышлял, рассеянно потягивая вино. Помните Лиссабон во время войны?
Сколько людей набивалось в бары и вестибюль отеля "Авис" со своими
чемоданами и коробками в ожидании парохода, который никогда не придет? Так
вот, через двадцать лет после тех событий я чувствовал себя одним из этих
беженцев.
Изредка я надевал фланелевый костюм и мой единственный галстук -
темно-синий, с лилиями и вышивкой на изнанке "Интернэшнл Бар Флай", - мне
его подарил один американец, позднее я узнал, что то был условный знак
общества Анонимных Алкоголиков. По таким галстукам они узнавали своих
собратьев и могли помогать друг другу. Я заходил в казино и некоторое
время стоял в дверях бара "Бруммель", глядя на танцующих. Здесь были люди
всех возрастов - от тридцати до шестидесяти, а иногда с каким-нибудь
стройным господином лет пятидесяти приходила и совсем молодая девушка.
Многонациональная, весьма "шикарная" публика плавно раскачивалась под
итальянские шлягеры или ямайский танец "калипсо". Затем я поднимался
наверх, в игорные залы. Тут частенько составлялись солидные партии. Самыми
азартными были приезжие из соседней Швейцарии. Помню и страстного игрока
египтянина с рыжими напомаженными волосами и глазами серны; задумавшись,
он все теребил свои усики как у английского майора. Ставил он каждый раз
не меньше пяти миллионов, и поговаривали, что это двоюродный брат короля
Фарука.
Выйдя оттуда, я вздыхал с облегчением. Медленно шел по проспекту
д'Альбиньи к себе на бульвар Карабасель. Никогда после не видывал я таких
чудесных ясных ночей. Освещенные окна прибрежных вилл отражались в озере
ослепительными бликами, яркими, словно музыка, словно звуки саксофона или
трубы. Сидя на железной скамейке в шале, я дожидался последнего
фуникулера. Он был тускло освещен, но в его лиловатом полумраке я
чувствовал себя в абсолютной безопасности. Чего мне бояться, если грохоту
войн, шуму внешнего мира не пробиться сквозь вату в оазисе вечных каникул!
И кто станет искать меня здесь, среди праздных курортников?
Я выходил на первой остановке - "Сен-Шарль-Карабасель", а пустой
фуникулер поднимался дальше, похожий на громадного светлячка. По коридору
пансиона я пробирался на цыпочках, без башмаков, ведь сон стариков очень
чуток.



3


Она сидела на одном из больших диванов в глубине холла "Эрмитажа" и не