"Патрик Модиано. Вилла "Грусть"" - читать интересную книгу автора

Я сразу же узнал Андре де Фукьера, чьи портреты видел на обложках его
произведений (любимых книг моего отца; он мне давал их читать, что я и
делал с большим удовольствием). Фукьер был в панаме с лентой цвета морской
волны. Он опирался подбородком о ладонь правой руки, и на лице его была
написана утонченнейшая усталость. Он скучал. В его возрасте все эти
отдыхающие в бикини и пятнистых купальниках казались людьми с другой
планеты. Не с кем было поговорить об Эмильенне д'Алансон или Ла Гайдара.
Кроме меня, разумеется, если представится случай.
А вот этот загорелый пятидесятилетний блондин (вероятно, крашеный),
этакий светский лев, скорей всего и есть Дуду Хендрикс. Он без умолку
болтал с сидящими рядом и хохотал. Голубоглазый подвижный здоровяк -
воплощенная пошлость. Брюнетка с очень провинциальными манерами
многозначительно улыбалась чемпиону по лыжному спорту. Кто она? Жена
президента игроков в гольф или президента тех, кто обслуживает туристов?
Мадам Сандоз? Гамонж или Гаманж, киношник, это должно быть, вон тот тип в
роговых очках, одетый по-городскому: в двубортный серый пиджак в тонкую
белую полоску. С трудом припоминаю еще одного субъекта с
серебристо-голубыми завитушками, тоже лет пятидесяти. Он все время
облизывался и держал по ветру не только нос, но даже подбородок, чтобы за
всеми уследить и всех опередить. Кто он? Супрефект? Господин Сандоз? А где
же танцор, Хосе Торрес? Ах, нет, он не приехал.
И вот открытая гранатовая двести третья модель "пежо" подъезжает и
останавливается посреди круга; женщина в пышном платье с перетянутой
талией выходит из машины с карликовым пуделем на руках. Ее спутник
остается за рулем. Она направляется к жюри. В черных туфельках на
шпильках. Такие обесцвеченные волосы, кажется, нравились экс-королю Египта
Фаруку, о котором так часто рассказывал мой отец (уверявший, что однажды
поцеловал ему руку). Мужчина с кудряшками произнес несколько в нос,
облизывая каждое слово: "Госпожа Жан Атмер!" Бросив на землю
крошку-пуделя, который отряхивается как ни в чем не бывало, она идет, с
грехом пополам подражая походке манекенщиц на подиуме, гордо подняв
голову, ни на кого не глядя. Потом садится в машину. Вялые аплодисменты. Я
заметил, как вытянулось лицо у ее мужа с волосами ежиком. Он дал задний
ход, затем ловко развернулся, видимо из кожи вон лез, чтобы показать, как
он здорово водит машину. Должно быть, он сам натирал "пежо" - вон как
блестит! Я решил, что это молодая супружеская пара, он - инженер, из
довольно обеспеченной семьи, она - из семьи попроще, но оба в отличной
форме. И, по привычке все обставлять с подробностями, я представил себе их
квартирку на углу улицы Доктора Бланша в Отейе.
За ними следовали другие пары. К сожалению, я мало кого из них
запомнил. В памяти осталась восточная женщина лет тридцати в сопровождении
рыжего толстяка. Они подъехали в открытом "нэше" цвета морской волны. Она
подошла к жюри, как заводная кукла, и вдруг остановилась. Ее била нервная
дрожь. Застыв, она взглядывала по сторонам, как бы ополоумев. Толстяк в
"нэше" жалобно звал ее: "Моника... Моника...", - словно произносил
заклинание, усмиряющее экзотического дикого зверя. Наконец он сам вылез и
увел ее за руку. Заботливо усадил в машину. Она разрыдалась. Машина резко
стронулась и на повороте чуть не смела жюри. И еще очаровательная
шестидесятилетняя пара, я даже запомнил их имена: Жаки и Тунетта
Ролан-Мишель. Они подъехали на сером "студебеккере" и оба предстали перед