"Леонид Млечин. Картины города при вечернем освещении (Приключенческая повесть) " - читать интересную книгу автора

никаких сигналов об исчезновении человека в этом районе.
Теперь Имаи, изучая карту, искал подтверждения мысли, только что
мелькнувшей у него. Тот человек мог прийти к повороту не только по дороге,
но и напрямик, через поля. Это предположение расширяло круг поисков.
Но несколько крестьянских дворов, расположенных неподалеку, в
трех-четырех километрах, отделены речкой. Вброд не перейдешь, сказали ему,
а мост в стороне. Если идти через мост - Имаи с помощью циркуля измерил
расстояние, - выходило километров шесть-семь. В населенных пунктах по
другую сторону реки полицейские уже провели опрос.
Имаи с раздражением отбросил циркуль, с шумом отодвинул стул, встал.
Громко позвал молодого полицейского, который сопровождал его. Тот
немедленно появился.
- Иди-ка сюда, - поманил его Имаи. - Что тут расположено?
Полицейский нагнулся над столом, неловко вытянув шею.
- А-а, так это лечебница профессора Ямакава, с которым вы утром
разговаривали.
Имаи прикинул расстояние: от дороги километра два с половиной.
"Странно, - подумал Имаи, - кто же располагает больницу так далеко от
людей? Но она находится близко к месту происшествия". Имаи колебался.
- Профессор Ямакава сказал бы, если бы пропал кто-то из его
клиники, - заметил полицейский.
- Поехали, посмотрим сами, - коротко сказал Имаи.


- Скажите, Росовски, вы читали Юкио Мисима?
Росовски удивленно посмотрел на Аллена. Вопрос показался ему
странным. Они сидели в посольском кабинете Аллена, который не пожелал
обосноваться в здании ЦРУ возле кладбища Аояма. Посол, как говорят, лично
распорядился отвести ему временно пустовавший кабинет одного из
советников. Прежнего хозяина кабинета перевели в Австрию, замену Вашингтон
пока не прислал.
Задрав ноги на стол, Аллен смотрел телевизор. Весь стол был завален
брошенными в беспорядке бумагами, засыпан пеплом. Утром он побывал у
посла, долго сидел у резидента, потом пригласил к себе Росовски.
Вид и надменное поведение Аллена по-прежнему рождали у Росовски
неприятное чувство. В словах Аллена слышались нотки пренебрежения, когда
он говорил о Японии и японцах. Поэтому-то Росовски удивил вопрос о Мисима.
- Да, конечно, - ответил он. - Вы тоже теперь можете это сделать.
Четыре его романа переведены на английский. В том числе трилогия -
"Весенний снег", "Мчащийся конь" и "Храм утренней зари". Не знаю, правда,
качества перевода, я читал на японском.
- И что вы скажете о Мисима?
- Мисима сейчас существует в двух ипостасях. - Росовски злило, что
Аллен заставляет его высказывать свою точку зрения, а сам ничего не
говорит, и потому непонятно, что он думает. - Мисима как идейный
вдохновитель сторонников императорского строя - в этой роли он куда более
значителен после своей смерти. И Мисима - писатель. Причем, несомненно,
талантливый писатель. Если творчество есть самовыражение, то Мисима
прекрасно выразил себя в своих романах. Его литература предельно
откровенна. Я вновь перечитал "Исповедь маски" и некоторые другие его