"Павел Андреевич Мисько. Красное небо " - читать интересную книгу автора

книг одна рвань осталась...
- А это Филька Гляк сделал, мы уже знаем... - сказал я, вытирая лицо.
- А-а-а!.. - протянула мать. - Так это, оказывается, вы ему красные
сопли пустили за клубные книги! Ты что - беду хочешь на дом накликать?
Пожалуется батьке, и нам не сдобровать!
- Не пожалуется... Мы ему темную устроили, нас много было.
- Всем достанется. Ихняя власть теперь. Что захотят, то и сделают!
- А пожалуется - еще схватит.
- Не смей, кому говорю! - хлестнула меня мать фартуком пониже спины.
Но постепенно гнев матери утихал хоть и ругала меня, пока собиралась
идти пасти овец.
Сегодня воскресенье, и она подменяет меня, дает погулять. А в другие
дни я кричу: "Выгоняй овец!" Кусок хлеба, бутылка молока - и с этим кукую до
вечера. Хорошо, если б хоть хлеб был настоящий, такой, как до войны, а то...
Я не знаю, чего в нем было больше - толченого вареного картофеля или
выжимок из бураков. Корка на буханке всегда вспухала и подгорала, пещеры под
ней были такие - хоть две руки засовывай. А из серого и мягкого, как глина,
мякиша можно было лепить игрушки. И хоть бы крупинку соли на этот хлеб! Но
соль мать экономила и берегла пуще муки - достать было негде.
С драниками - картофельными оладьями - я расправился быстро. Вышел во
двор почти вслед за матерью.
Мне сегодня надо идти в гумно - большущий сарай, куда до войны колхоз
складывал сено или солому. Оно чудом сохранилось в конце соседней усадьбы. А
дом и хлев соседа сгорели дотла в прошлом году. Еще счастье, что успели
набежать колхозники, вытащить из хаты старого деда - головешки уже на голову
падали... И хорошо, что их корова была в поле... От соседской занялась тогда
и наша хата, но успела сгореть только крыша - отвоевали люди у огня.
Колхоз выделил соседу новую усадьбу, а пожарище весной засеял
коноплей - до самого гумна. Выросла конопля на радость нам и воробьям по
самую крышу.
Степа как-то говорил: если бы такая конопля была и вокруг деревни, то и
леса не надо - партизаны бы враз появились. Я верю Степе. Он самый старший в
нашей компании, разговаривает уже хрипловатым баском, а не так пискляво, как
малявка-Петрусь. Поэтому мы и признали Степу командиром...
Какой чудесный запах у конопли! Идешь как по хвойному лесу... Некоторые
стебли толщиной в палку и высокие-высокие. Темно-зеленые шапки-макушки
раскачиваются из стороны в сторону. Точь-в-точь как сосны!
Я сломал одну копоплину, вышелушил в горсть темно-серые зернышки. Они
сладкие, вкусные, мы разжевываем и высасываем их. Вместо семечек. Но не
сравнишь, конечно, с грушами-цукровками. Если пробраться поперек конопляного
леса, то там, у самого забора бабки Настуси, и растет цукровка - с одной
стороны засохла от пожара, а другая еще зеленеет, плодоносит. Если
хорошенько постараться, можно набрать полный карман.
Вдруг я обмер: на самой макушке кто-то уже был - потрескивали сухие
сучья, шевелились, дрожали ветки. Но это был не Петрусь и не Степа...
- Эй, а ну - слазь! - крикнул я.
Мне подумалось, что забрался на грушу кто-нибудь из "кончанских"
мальчишек, тех, что живут на другом конце деревни. А может, Филька Гляк?!
Эх, нету со мной Степки и Петруся... Вот бы задали ему!..
На груше затаились, притихли. Но я вижу воришку, с моей стороны нет